Душа 29. Начало. Георгий Вячеславович Шадрин

наповал? Я в армии пробовал на мишени, человек бы выжил стопроцентно. Но все это в прошлом, давай не будем ворошить, ладно?

      – Да, конечно, извини…

      Но тут же, помолчав, она вновь спросила:

      – Патрик, а из-за чего тогда были эти беспорядки? Насколько я знаю, между католиками и протестантами?

      Патрик посмотрел мимо нее куда-то в окно, затянулся.

      – Я и сам этого не знаю; не знаю, когда это началось. Получается, что мы делим одного Бога. Ведь Бог у нас всех один. Как ты там себя ни назови. Протестантом, католиком… Мне кажется, что прикрываясь именем Бога, люди преследуют свои цели, свои интересы. Ведь когда ты молишься, Мэри, чего ты просишь у Бога?

      – Ну… Хлеб наш насущный дай нам на этот день…

      – Правильно, и миллионы людей так же. Но ведь никто не просит: дай нам хлеб соседа, или имущество его, или…

      – Подожди, Патрик, но ведь об этом сказано в Заповедях? Не возжелай…

      – Вот и я об этом. Так что если их соблюдать, то и говорить не о чем, как ты считаешь?

      – Честно говоря, я об этом никогда не задумывалась.

      – Значит, ты просто живешь по ним, поэтому и не задумываешься. И если бы жили так же, то все было бы окей.

      – Ты думаешь?

      – Уверен!

      – А как же тогда государство, правительство?

      – Ты имеешь в виду, зачем они будут нужны?

      – Ну да…

      – Поверь мне, нормальные люди будут иметь нормальное правительство.

      – Выходит что…

      – Выходит, что искренне в Бога сейчас мало кто верит. Жизнь доказывает это. Я не имею в виду монахов в монастырях и священников в соборах. Это капля в море.

      – А ты веришь в Бога, Патрик?

      – Да, Мэри, Бог должен быть здесь, – Патрик прижал палец к груди.

      – То есть – в душе?

      – Да; в душе, в сердце. Назови это как хочешь. И вот еще, Мэри. Я не понимаю людей, даже если подойти с этой стороны; в общем если ты молишься, тебе становится легче?

      – Да вроде все как обычно, Патрик.

      – Значит, ты неискренне молишься, Мэри, ты уж извини. Хотя, может быть, вполне достаточно исполнять Десять заповедей.

      – Хорошо, Патрик, я буду молиться искренней…

      – Да, Мэри, – Патрик посерьезнел. – Ты впусти Его сюда, – он снова ткнул пальцем в грудь, – Впусти, и Он придет.

      Патрик снова полез за сигаретами, а она как-то по-другому посмотрела на него, высокого ирландца, в общем-то, случайно оказавшегося в стране. И он ей показался очень симпатичным, хотя ничего особенного в его лице не было. Правильные черты, твердый подбородок, видно было, что это волевой человек. Вот только глаза… Глаза были большие и какие-то необычные: казалось, в них была мудрость, известная ему одному. Они были и веселыми и печальными одновременно, но печальными больше, гораздо больше… Патрик стоял у окна и смотрел на всполохи ракет в черном небе. Он выбросил сигарету в форточку и повернулся к ней.

      – Мэри, сочельник ведь, тебя никто не ждет дома?

      – Придется