Анна Каренина. Том 1. Части 1-4. Лев Толстой

от этого, но тотчас же переменил разговор.

      – А ты кого встречаешь? – спросил он.

      – Я? я хорошенькую женщину, – сказал Облонский.

      – Вот как!

      – Honni soit qui mal y pense![32] Сестру Анну.

      – Ах, это Каренину? – сказал Вронский.

      – Ты ее, верно, знаешь?

      – Кажется, знаю. Или нет… Право, не помню, – рассеянно отвечал Вронский, смутно представляя себе при имени Карениной что-то чопорное и скучное.

      – Но Алексея Александровича, моего знаменитого зятя, верно, знаешь. Его весь мир знает.

      – То есть знаю по репутации и по виду. Знаю, что он умный, ученый, божественный что-то… Но ты знаешь, это не в моей… not in my line[33], – сказал Вронский.

      – Да, он очень замечательный человек; немножко консерватор, но славный человек, – заметил Степан Аркадьич, – славный человек.

      – Ну, и тем лучше для него, – сказал Вронский, улыбаясь. – А, ты здесь, – обратился он к высокому старому лакею матери, стоявшему у двери, – войди сюда.

      Вронский в это последнее время, кроме общей для всех приятности Степана Аркадьича, чувствовал себя привязанным к нему еще тем, что он в его воображении соединялся с Кити.

      – Ну что ж, в воскресенье сделаем ужин для дивы? – сказал он ему, с улыбкой взяв его под руку.

      – Непременно. Я сберу подписку. Ах, познакомился ты вчера с моим приятелем Левиным? – спросил Степан Аркадьич.

      – Как же. Но он что-то скоро уехал.

      – Он славный малый, – продолжал Облонский. – Не правда ли?

      – Я не знаю, – отвечал Вронский, – отчего это во всех москвичах, разумеется исключая тех, с кем говорю, – шутливо вставил он, – есть что-то резкое. Что-то они всё на дыбы становятся, сердятся, как будто всё хотят дать почувствовать что-то…

      – Есть это, правда, есть… – весело смеясь, сказал Степан Аркадьич.

      – Что, скоро ли? – обратился Вронский к служащему.

      – Поезд вышел, – отвечал служитель. Приближение поезда все более и более обозначалось движением приготовлений на станции, беганьем артельщиков, появлением жандармов и служащих и подъездом встречающих. Сквозь морозный пар виднелись рабочие в полушубках, в мягких валеных сапогах, переходившие через рельсы загибающихся путей. Слышался свист паровика на дальних рельсах и передвижение чего-то тяжелого.

      – Нет, – сказал Степан Аркадьич, которому очень хотелось рассказать Вронскому о намерениях Левина относительно Кити. – Нет, ты неверно оценил моего Левина. Он очень нервный человек и бывает неприятен, правда, но зато иногда он бывает очень мил. Это такая честная, правдивая натура, и сердце золотое. Но вчера были особенные причины, – с значительною улыбкой продолжал Степан Аркадьич, совершенно забывая то искреннее сочувствие, которое он вчера испытывал к своему приятелю, и теперь испытывая такое же, только к Вронскому. – Да, была причина, почему он мог быть или особенно счастлив, или особенно несчастлив.

      Вронский остановился и прямо спросил:

      – То есть что же? Или он вчера сделал предложение твоей

32

Стыдно тому, кто это дурно истолкует! (фр.).

33

Не в моей компетенции (англ.).