Заповедник. Сергей Довлатов

я в Пушкинских Горах,

      Здесь без тебя – уныние и скука,

      Брожу по заповеднику, как сука.

      И душу мне терзает жуткий страх…

      И так далее.

      Мои стихи несколько опережали действительность. До Пушкинских Гор оставалось километров сто.

      Я зашел в хозяйственную лавку. Приобрел конверт с изображением Магеллана. Спросил зачем-то:

      – Вы не знаете, при чем тут Магеллан?

      Продавец задумчиво ответил:

      – Может, умер… Или героя дали…

      Наклеил марку, запечатал, опустил…

      В шесть мы подъехали к зданию туристской базы. До этого были холмы, река, просторный горизонт с неровной кромкой леса. В общем, русский пейзаж без излишеств. Те обыденные его приметы, которые вызывают необъяснимо горькое чувство.

      Это чувство всегда казалось мне подозрительным. Вообще страсть к неодушевленным предметам раздражает меня… (Я мысленно раскрыл записную книжку.) Есть что-то ущербное в нумизматах, филателистах, заядлых путешественниках, любителях кактусов и аквариумных рыб. Мне чуждо сонное долготерпение рыбака, безрезультатная немотивированная храбрость альпиниста, горделивая уверенность владельца королевского пуделя…

      Говорят, евреи равнодушны к природе. Так звучит один из упреков в адрес еврейской нации. Своей, мол, природы у евреев нет, а к чужой они равнодушны. Что ж, может быть, и так. Очевидно, во мне сказывается примесь еврейской крови…

      Короче, не люблю я восторженных созерцателей. И не очень доверяю их восторгам. Я думаю, любовь к березам торжествует за счет любви к человеку. И развивается как суррогат патриотизма…

      Я согласен, больную, парализованную мать острее жалеешь и любишь. Однако любоваться ее страданиями, выражать их эстетически – низость…

      Ладно…

      Подъехали к туристской базе. Какой-то идиот построил ее на расстоянии четырех километров от ближайшего водоема. Пруды, озера, речка знаменитая, а база – на солнцепеке. Правда, есть номера с душевыми кабинами… Изредка – горячая вода…

      Заходим в экскурсионное бюро. Сидит такая дама, мечта отставника. Аврора сунула ей путевой лист. Расписалась, получила обеденные талоны для группы. Что-то шепнула этой пышной блондинке, которая сразу же взглянула на меня. Взгляд содержал неуступчивый беглый интерес, деловую озабоченность и легкую тревогу. Она даже как-то выпрямилась. Резче зашуршали бумаги.

      – Вы не знакомы? – спросила Аврора.

      Я подошел ближе.

      – Хочу поработать в заповеднике.

      – Люди нужны, – сказала блондинка.

      В конце этой реплики заметно ощущалось многоточие. То есть нужны именно хорошие, квалифицированные специалисты. А случайные, мол, люди – не требуются…

      – Экспозицию знаете? – спросила блондинка и неожиданно представилась: – Галина Александровна.

      – Я был здесь раза три.

      – Этого мало.

      – Согласен. Вот и приехал снова…

      – Нужно как следует подготовиться. Проштудировать методичку. В жизни Пушкина