Скопец. Серия «Невыдуманные истории на ночь». Алексей и Ольга Ракитины

Гессе перебегали с одного лица на другое, ни на ком не задерживаясь. – Дело заключается в том, что я присутствовал при самом акте составления сего завещания покойным Николаем Назаровичем. Прежде чем пригласить нас – то есть господина Селивёрстова и меня – поставить наши подписи, он прочитал текст вслух. И, как мне сейчас кажется, тогда в этом завещании фигурировали совсем другие цифры.

      – Па-а-а-звольте! – прорезался голос молчавшего до того пристава, – Что значит «другие»?

      – Например, мне помнится, что господину Куликову было завещано как будто бы восемнадцать тысяч рублей, а лакею Базарову – пять тысяч. Сумм в двадцать тысяч, а уж тем более в пятьдесят тысяч, тогда вообще не звучало.

      Повисла тяжёлая тишина. Каждый из присутствовавших задумался над услышанным.

      – Так что же вы хотите сказать? – спросил пристав.

      Благородный доктор только развёл руками и беспомощно огляделся по сторонам. Он наткнулся на испепеляющий взгляд купца Куликова и только теперь догадался, что своею репликой, возможно, задел чужие интересы.

      – Я допускаю неуместность моего замечания, – пробормотал Гессе, – и то, что кому-то может не понравиться сказанное, но… я говорю, что помню!

      – Господин Селивёрстов, вы что скажете? – пристав оборотился к управляющему.

      – Я не знаю, зачем уважаемый доктор начинает нас путать! – важно провозгласил Яков Данилович. – По-моему, всё так и было. Именно такие цифры мне и запомнились.

      – И я в свою очередь могу добавить, что Николай Назарович рассказывал мне о завещании именно двадцати тысяч рублей, – тут же поддакнул Куликов. – Так оно и вышло!

      – Господин Гессе, подойдите, пожалуйста, ко мне, – попросил доктора пристав. – Посмотрите на третий лист завещания. Вы узнаёте свою подпись?

      Гессе приблизился к полицейскому, придирчиво изучил показанный ему лист и после долгой паузы пробормотал:

      – Да, моя.

      Выглядел он в эту секунду несколько растерянным.

      – Посмотрите на текст выше, поглядите на то, как исписаны предыдущие страницы, – продолжал пристав. – А теперь скажите, вы узнаёте руку покойного?

      – Ну да, рука Соковникова.

      – Вам не кажется, что почерк как-то изменён или несколько отличен от его обычной манеры письма?

      – Нет, вроде бы… Это почерк, присущий Николаю Назаровичу.

      – Ну, а вы, господин Селивёрстов, – обратился к управляющему пристав, – свою подпись сможете узнать?

      Селивёрстов подошёл широким шагом, глянул на лист безо всяких эмоций:

      – Моя рука! Чего там смотреть-то?! И почерк хозяина узнаю, однозначно его рука ходила! Вы подлог, что ли, подозреваете? Смешно даже!

      – Так, теперь вы, Базаров, – подозвал лакея пристав, – Что можете сказать о своей подписи?

      – Моя-с, моя безусловно, – закивал Владимир Викторович, – Уж и не знаю, для чего тут тень на плетень наводить. Всё есть, как было!

      – Это