Гулливер и его любовь. Андрей Бычков

такой Годар?

      – Знаю, кто такой Годар, – передразнила она, разглядывая этикетку.

      Он подлил и себе.

      – Мне показалось, что там, на углу, в твоем взгляде было много ненависти.

      – Твой любимый фильм – «На последнем дыхании»?

      Она продолжала невозмутимо разглядывать этикетку.

      – Ты слишком образована для своей роли.

      Она вдруг спокойно посмотрела ему в глаза:

      – Если честно, то в этой роли я делала это в первый раз.

      – Зачем? Из-за денег?

      Она отвела взгляд и покачала головой из стороны в сторону.

      – С некоторых пор я ненавижу мужчин.

      Он медленно поставил бокал.

      – Кажется, я догадываюсь, почему.

      Она молчала. И он вдруг почувствовал, что начинает задыхаться.

      – Тебя предали.

      Девушка не отвечала. И он продолжил, обращаясь теперь словно бы даже и не к ней:

      – Я знаю этих мастеров самообмана… ты любишь его, а он любит ее, а вместе вы любите одну и ту же иллюзию, с которой рано или поздно надо… кончать.

      Он нервно засмеялся и вдруг почувствовал в себе какой-то обвал, обнажение чего-то другого, словно бы эти слова, наконец, освобождали проход.

      – К чему ты клонишь? – подозрительно спросила она.

      Он задержал дыхание:

      – У японцев, знаешь… Мужчина и женщина…

      Хотел сдержаться, убеждая себя, что это ложь, то, что он так хочет ей сейчас сказать. Нет, даже не ложь, а безумие. То, что он ей сейчас скажет.

      Она неестественно щелкнула зажигалкой и закурила.

      «Pall Mall».

      Он тоже достал и закурил Pall Mall, еще одна попытка стать наконец конкретным, при всем его безразличии к курению.

      – Мы курим одни и те же сигареты, – он лихорадочно подбирал слова, втайне надеясь, что она все же не заметит его дрожи.

      Она медленно выпустила дым.

      – Ты хотел сказать что-то другое. У японцев мужчина и женщина … что?

      И тогда, вновь отдаваясь какому-то тайному мучительному и одновременно сладострастнейшему пороку, он продолжил:

      – Мы могли бы встретиться еще раз… Еще один раз.

      Она замерла. Ему показалось, что он видит, видит ее насквозь и знает, что проникает и что уносит ее все дальше и дальше.

      – Не бойся, я бы обо всем позаботился.

      Раздался длинный и резкий звонок, и они оба вздрогнули, словно бы обнаруживая себя опять в кинозале после того, как кончилось это какое-то безумное и завораживающее кино. И так хочется остаться там, «на экране», не видеть и не слышать того, что – здесь. Хлопанье откидных сидений, обыденные голоса. «Тебе понравилось?» «Мне – да. А тебе?» «А мне – нет». Как будто они что-то крадут у тебя. А ведь это твое и только твое. То с чем расстаешься, в надежде когда-нибудь встретиться.

      Оказываясь вдруг за одним столом с сутенером, которому он отсчитал еще тысячу, словно бы за ту вторую, еще не начатую серию. Хотя сутенер и не настаивал.

      Потом, проводив их до двери…

      «Все же у него лицо палача…»

      … он снова вернулся в свою комнату с неубранной постелью, вспоминая ее запах,