Нано и порно. Андрей Бычков

Что все еще жив, жив курилка! Тело его вертикально стояло, подхваченное серебряными цепочками, будто бы даже замершее на скаку. Струились под ножами надрезы и длинные розоватые полосы отделялись одна за другой от костей, ложась на деревянные доски. Стучали ножи. И зал жил словно бы в ожидании. В проходах пробегали официанты, поворачивая на бегу узкие змеиные головы и выглядывая интерес. Подносили с закусочкой, удовлетворяли… Хезко заказывал только «Smirnoff».

      Выпили еще по сто грамм. Осинин начал было про силу психоанализа.

      – Ерунда, – усмехнулся Хезко. – Ты избран иначе. Запомни, ты избран иначе!

      Алексей Петрович лег на стол головой и лежал теперь, раздвинув пальцами тарелки с салатами.

      Лежа на собственном ухе, с этой странной светящейся фразой в голове – «запомни, ты избран иначе», он слушал гул зала и разглядывал зал. Ресторанные люди теперь сидели как бы на одной из стен – меха были прибиты к полу, там же висели и охотничьи стволы. А из противоположной стены горизонтально вырастала виноградная люстра. Алексей Петрович подвинул голову, опрокидывая и разбивая бокал. Раздетый, освежеванный конь стоял за стеклом. Его разбитая туша была залита светом, источаемым пластмассовой виноградной люстрой. Белые кости блестели.

      – Сила психоанализа…

      – Но ты же избран иначе, – повторил, наливая опять, Хезко.

      Ресторан двоился, троился, щелкал, смеялся, свистел. Визжали от удовольствия. Вино и коньяк пьянили дамские головы. Басили мужчины, выпускали из папирос и сигар сизые толстые дымы, и выкладывали небрежно бородатые анекдотцы.

      – А то как-то летят в самолете русский, калмык и еврей…

      И подливали, и подливали.

      Самодовольные ресторанные люди ожидали, однако, коня, запеченного в яблоках.

      – А кто ты? – Алексей Петрович посмотрел на двоящегося господина, с которым познакомился недавно в троллейбусе, и который теперь, за рюмкой «Smirnoff» сидел напротив него.

      – Господин Хезко. Ты же сам так назвал меня.

      – Тип-перяча ясна…

      – Да ты не грусти.

      – А йа и ни грущу. Йа же догадался, кто ты и есть.

      – А кто?

      – Диавол, кто…

      Хезко вдруг как-то странно посмотрел на Алексея Петровича и грустно усмехнулся:

      – А тебе все же надо бы признать свою смерть.

      – Признать свою смерть?

      Алексей Петрович даже слегка покачнулся на стуле.

      – Ты же, как и я, русский. А мы ведь хотели ни больше, ни меньше, как спасти мир.

      Стол поплыл и Алексей Петрович попытался нащупать руками его поверхность.

      – У маего акна двайная рама, – сказал наконец твердо он.

      – И от бездны тебя отделяет два стекла.

      От такой откровенности голова Алексея Петровича обрушилась на стол окончательно. И на сей раз Алексей Петрович заснул.

      – Конину! – закричали за соседним столом.

      – Ко-ни-ну! – стали скандировать.

      И уже понеслось отовсюду:

      – Давай! Давай!

      – Жареного!

      – Конины