Пошехонская старина. Михаил Салтыков-Щедрин

и ежели верить мужичкам, то рука у него порядочно-таки тяжела. Он чинно стоит перед барыней, опершись на клюку, и неторопливо отвечает на ее вопросы. Анна Павловна любит старосту; она знает, что он не потатчик и что клюка в его руках не бездействует. Сверх того, она знает, что он из немногих, которые сознают себя воистину крепостными, не только за страх, но и за совесть. В хозяйственных распоряжениях она уважает его опытность и нередко изменяет свои распоряжения, согласно с его советами. Короче сказать, это два существа, которые вполне сошлись сердцами и между которыми очень редко встречаются недоумения.

      – Что, кончили в Шилове? – спрашивает Анна Павловна.

      – Остатний стог дометывали, как я уходил. Наказал без того не расходиться, чтобы не кончить.

      – Хорошо сено-то?

      – Сено нынче за редкость: сухое, звонкое… Не слишним только много его, а уж уборка такая – из годов вон!

      – Боюсь, достанет ли до весны?

      – Как сказать, сударыня… как будем кормить… Ежели зря будем скотине корм бросать – мало будет, а ежели с расчетом, так достанет. Коровам-то можно и яровой соломки подавывать, благо нынче урожай на овес хорош. Упреждал я вас в ту пору с пустошами погодить, не все в кортому сдавать…

      – Ну, уж прости Христа ради! Как-нибудь обойдемся… На завтра какое распоряжение сделаешь?

      – Мужиков-то в Владыкино бы косить надо нарядить, а баб беспременно в Игумново рожь жать послать.

      – Жать! что больно рано?

      – Год ноне ранний. Все сразу. Прежде об эту пору еще и звания малины не бывало, а нонче все малинники усыпаны спелой ягодой.

      – А мне мои фрелины на донышке в лукошках принесли.

      – Не знаю; нужно бы по целому, да и то не убрать.

      – Слышите? – обращается Анна Павловна к девицам. – Стало быть, мужикам завтра – косить, а бабам – жать? все, что ли?

      Староста мнется, словно не решается говорить.

      – Ещё что-нибудь есть? – встревоженно спрашивает барыня.

      – Есть дельце… да нужно бы его промеж себя рассудить…

      Анна Павловна заранее бледнеет и чуть не бегом направляется в спальню.

      – Что там еще? сказывай! говори!

      – Да мертвое тело на нашей земле проявилось, – шепотом докладывает Федот.

      – Вот так денек выбрался! Давеча беглый солдат, теперь мертвое тело… Кто видел? где? когда?

      – Да Антон мяловский видел. «Иду я, говорит, – уж солнышко книзу пошло – лесом около великановской межи, а „он“ на березовом суку и висит».

      – Висельник?

      – Стало быть, висельник.

      – А другие знают об этом?

      – Зачем другим сказывать! Я Антону строго-настрого наказывал, чтоб никому ни гугу. Да не угодно ли самим Антона расспросить. Я на всякий случай его с собой захватил…

      – Не нужно. Так вот что ты сделай. Ты говоришь, что мертвое тело в лесу около великановской межи висит, а лес тут одинаковый, что у нас, что у Великановых. Так возьми сейчас Антошку, да еще на подмогу ему Михайлу