Девушка-огонь. 13 историй любви. Михаил Бурляш

зарабатывать. Так и сказала «на каждый товар есть свой купец, Тиша, главное найти его». Позвонила туда-сюда, редактору какому-то музыкальному, подруге с телевидения, ещё кому-то… Она же в журнале этом немецком светскую хронику вела. Такими знакомствами обросла, Сень, что нам и не снились… Ну и в один из вечеров мы уже ужинали вместе с этим, с композитором известным… с Турбиным… Вика показала ему стихи, он заинтересовался, пообещал, что напишет музыку и даже знает кому «хит» продать… И уже перед самым нашим отъездом в Германию позвонил, сказал, чтобы за своей долей гонорара приезжали…

      У Кацмана заблестели глаза. – Сколько же тебе за песню заплатили? – спросил он затаив, дыхание.

      – Я уж и не помню, Сень, – Тихон с головой ушёл в свои воспоминания, – что-то около тысячи долларов. По тому времени хорошие деньги были. А для меня так и вообще немыслимые…

      – Штука баксов! – Кацман аж присвистнул, – иди ты! И что же дальше было? Ты улетел в Германию?..

      Тихон посмотрел на него как на малыша-несмышлёныша и грустно улыбнулся.

      – Когда мы приехали в аэропорт, у меня был целый чемодан вещей. Знаешь, я до этого считал роскошью те времена, когда у меня было две рубашки, а тут целый чемодан… Аэропорт мне понравился – такой красивый, сверкающий. И в то же время пугающий. Как рубеж в другую жизнь. Шереметьево… Мы встали в очередь на регистрацию. С нами был ещё немец один, какой-то приятель её давнишний, Ульрих. Так получилось, что летел с нами. И вот стою я в этой очереди, а внутри такое чувство, что ещё немного и я совершу что-то непоправимое. Как будто в пропасть шагну. Смотрю на Вику, она такая счастливая, красивая такая… Сердце сжалось… Поцеловал её и говорю: «Викуль, отойду на минутку, воды купить, а то в горле пересохло». Она кивает. И тут Ульрих этот, будь неладен, напросился со мной, мол, в туалет надо. Пошли мы, а у меня сердце стучит так, как будто не в груди оно у меня… а как будто я внутри колокола церковного, и он прямо по голове меня бьёт. Проводил немца до туалета, и пока он там был, написал записку Вике. Прямо страницу из паспорта своего заграничного вырвал и написал. Отдал Ульриху, говорю: «Вике отдай, а я щас подойду». А сам вышел на улицу, и побежал. Бегом побежал оттуда, Сень… Куда глаза глядят… Даже вроде плакал, помню, а может дождь шёл на улице…

      – Так ты так и не улетел что ли? – просил Кацман, не в состоянии осмыслить услышанное и уложить эту невероятную историю в рамки своей простенькой жизненной философии, вмещающейся всего в два слова: «умей устраиваться».

      – Не улетел, Сень… – Тихон, казалось, и сам не мог поверить в то, что эта история и вправду случилась с ним. – Что я мог ей дать? Стать лишней обузой? Да и не для меня такая жизнь, Сеня. Я ж бродяга… Я не умею жить в витрине.

      Кацман разлил остатки самогона по стаканам и пригорюнился. Тихон замолчал и впал в своё обычное состояние отрешенности. И только дешёвые механические часы на его руке тикали