Северный волк. Историческая повесть. Людмила Прошак

альной издательской системе Ridero

      Мы живем, мыслим, действуем в конце сияющего чувственного дня, длившегося шесть веков. Лучи заходящего солнца все еще освещают величие уходящей эпохи. Но свет медленно угасает, и в сгущающейся тьме нам все труднее различать это величие и искать надежные ориентиры в наступивших сумерках. Ночь этой переходной эпохи начинает опускаться на нас, с ее кошмарами, пугающими тенями, душераздирающими ужасами. За ее пределами, однако, различим рассвет новой великой идеациональной культуры, приветствующей новое поколение – людей будущего.

      Питирим Сорокин

      Я – лошадь, везущая воз в одиночку, не приспособленная ни для работы в тандеме, ни для совместного группового труда, поскольку я слишком хорошо знаю: чтобы достичь определенную цель, думать и командовать должен непременно только один человек.

      Альберт Эйнштейн

      Послесловие

      вместо предисловия

      2010

      …Последняя земная ночь Стефанова прошла в том самом соборе, который он успел вернуть – полвека спустя после уничтожения – на великопермскую землю, не истратив на то ни единой государственной или церковной копейки. Собор, как и диагностический центр, был построен накануне выборов, поставивших точку в карьере Стефанова как Главы Республики Коми. Впрочем, сам он называл это просто работой.

      И вот теперь Стефанова вынесли из построенного его стараниями собора под погребальный звон.

      Первым печально издал младенчески тонкий, высокий звук меньшой из колоколов. Неспешно отозвался второй по размеру и гласу, затем, сообразно человеческой зрелости и возмужалости, ударил следующий, за ним еще, пока не дошел черед до самого большого и мощного… Каждый колокол ударил по разу, а потом качнулись скорбно все вместе, ибо пресеклась земная жизнь…

      На кладбище священник (из-за бороды и рясы немногие узнали в нем предпринимателя, отошедшего от дел лет семь назад) пел печальным, густым басом, кадило раскачивалось с размеренностью метронома.

      «Господи, упокой душу усопшаго раба Твоего Федора, в месте светле, в месте злачне, в месте покойне, отнюдуже отбеже болезнь, печаль и воздыхание…»

      Вдруг оборвал себя едва ли не на полуслове.

      – Думаете, я раба Божиего отпеваю? Я с другом прощаюсь! Он – Батя, а я перед ним – батюшка… Мы все знаем, что умрем. Вы все будете здесь, – рукой, сжимающей крест, указал на свежевырытую могилу. – Ни за какими «мигалками», ни за какими деньгами не спрячетесь! Вот как надо умирать! Как Батя… Ничего перед смертью не попросил, только священника. Я был последним, кому он руку пожал… Извините, если что не так сказал…

      Смешался, смолк. Но уже мгновение спустя кадило закачалось в такт тысячелетним словам.

      «Всякое согрешение, содеянное им словом, или делом, или помышлением, яко благий человеколюбец Бог, прости, яко несть человек, иже жив будет и не согрешит. Ты бо Един кроме греха, правда Твоя правда во веки, и слово Твое истина…»

      I. Глава о Главе

      О моем Герое, который не нуждался в имидже, и о Времени, которое движется по кругу час за часом, век за веком

      1. 2009

      Человек почувствовал на себе взгляд зверя. Странно одеревенели шея, плечи и руки, сжимавшие карабин. Стефанов начал медленно описывать глазами круг в безбрежном море тайги… Он не доверял увиденному, но верил своему чувству. Оно не могло подвести и на этот раз. Стефанову доводилось встречаться взглядом с разным зверьем. Этой осенью он едва ли не каждую охоту натыкался на лосенка: пара коричневых, влажных глаз и ноги, как четыре спички. Уже давно не виделись – вырос, наверное…

      Стефанов продолжал описывать глазами круг. Зверь где-то рядом… Взгляд обогнул поваленную сосну, стал шерстить густой ельник. Есть! Из укрытия смотрели два волчьих глаза. Стефанов прищурился, как прицелился. Зверь подобрался под его взглядом, словно перед прыжком.

      Человек и волк смотрели в расширенные, остановившиеся зрачки друг друга. Зверь почувствовал, как его затягивает в черный колодец человечьего взгляда и первым отвел глаза.

      – То-то, – усмехнулся про себя Стефанов, – в тайге со мной лучше не встречаться.

      2. 1997

      В пиар-агентстве «ДомИНо» мне обрадовались, как родной. «ДомИНо» – Дом Информационных Новаций. Но мы – имиджмейкеры, психологи, социологи, журналисты – между собой называли его просто «домино», не столько из-за самой аббревиатуры, сколько из-за черно-белого характера занятий. Хотите черный пиар? Пжалста! Белый? Нет проблем. Словом, все как в той самой табличке, которая красовалась на столе генерального директора агентства Левочки Окуня: «У вас есть деньги? Мы вам поможем!» Последний раз я работала вместе с «доминошниками» года два назад.

      Тогдашняя компания была смешной, бестолковой и очень денежной. Депутат