Желтая линия. Михаил Тырин

же с его деятельной натурой усидеть на одном месте просто не мог. Он, кажется, успел познакомиться со всеми. Его голос слышался то слева, то справа. Я только успевал удивляться: о чем он с ними болтает?

      – Сочинил что-нибудь? – спросил он как-то раз, укладываясь рядом на ночлег.

      – Ты о чем?

      – Беня, ты же поэт! Столько событий, столько эмоций… А ты с недовольной рожей, как всегда.

      – Сочинил… Попытался.

      – А ну…

      – Думаю, не стоит.

      На исходе третьих суток в трюме скопилась духота и специфическая человеческая вонь. Звездолет, видимо, уже кружил по орбите, когда в наш трюм заглянул кто-то из экипажа. Я его не разглядел, он стоял против света. Он сказал, что нужны восемь человек – подняться в верхние отсеки и что-то там передвинуть, подготовить к разгрузке.

      Я надеялся отлежаться, но Щербатин чуть ли не за шиворот потащил меня к трапу, опережая немногочисленных добровольцев.

      – Ты что! – шипел он. – Такой шанс…

      Суть этого шанса я понял, когда таскал вместе с остальными тяжеленные тюки из плотной синтетической материи. Мы носили их из полукруглого отсека с серебристой отделкой и складывали в коридоре возле люка. Щербатин же времени не терял. Он и здесь продолжал заводить знакомства – теперь уже с экипажем. Через некоторое время он вообще перестал работать и занимался только болтовней. И, что самое странное, ему это удавалось.

      Честно говоря, было приятно посмотреть на румяных полнокровных звездолетчиков после той безликой серой массы, в которой мы вращались последние дни. В верхних отсеках я не увидел ни одной серой робы, не считая наших. Люди здесь были как-то веселее, смелее, энергичней. Ну и одеты, конечно, посолидней.

      – У всех пилотов шестое холо, – объяснил мне позже Щербатин. – Они уважаемые и состоятельные люди. У техников – пятое, но и это очень прилично. Потому и щеки у них круглые да розовые. И у нас такие отрастут. Так и быть, сделаю из тебя человека.

      «Хорошо бы», – мысленно вздохнул я. В этот момент я впервые увидел, что существует какой-то исход из безликой человеческой массы.

      – За работу – всем по одной пятой уцим! – объявил нам высокий полноватый техник, когда тюки были переложены, куда требовалось. – Возвращайтесь – идите по желтой линии, ни в коем случае не сворачивайте.

      Мы уже сгрудились у выхода, когда корабль встряхнуло так, что некоторые попадали.

      – Посадка. – Техник встал и развел руками. – Входим в атмосферу. Побудьте здесь, а то ноги попереломаете на трапе.

      Нас оставили в том же отсеке, откуда мы носили груз. Здесь были иллюминаторы, правда закрытые заслонками снаружи. Но все равно в светлом помещении сиделось куда приятнее, чем в затхлом трюме.

      – Вот и первая пятерка у мальчишки в кошельке, – умиротворенно продекламировал Щербатин, облокачиваясь о стену. – Жаль, нечем отметить.

      – Где она, эта пятерка? – я продемонстрировал пустые ладони.

      – Она будет занесена на твой счет. Здесь не обманывают.

      –