Щепки плахи, осколки секиры. Николай Чадович

природа сказывалась, что ли. Но кое в чем два этих создания сильно различались. Стрекоза была вольным детищем эфира, а в цветке ощущалось что-то утилитарное. Так свободно реющий в поднебесье голубь отличается от курицы-несушки.

      Некоторое время ватага с удивлением и даже опаской разглядывала этот новый феномен.

      – Вы заметили, стоит нам только засесть за еду, как сразу появляется какая-нибудь местная тварь? – пожаловалась Верка. – В конце концов это неприлично.

      – А если они и в самом деле голодные? – жалобным голоском произнесла Лилечка. – Можно, я ее шоколадкой угощу?

      – Еще чего! – фыркнул Смыков. – В шоколадке калории содержатся. Их беречь надо. Разве напасешься шоколада на всех нахлебников. Им только дай потачку… Тучей слетятся.

      – Тогда хоть печенья, – настаивала Лилечка.

      – Обойдется, – Зяблик щелчком послал в сторону цветка окурок самокрутки. – Пусть хоть за это спасибо скажет.

      Фиолетовая чаша, конечно же, ничего не сказала, однако качнулась в воздухе и ловко поймала окурок.

      – За малинку пошел! – ухмыльнулся Зяблик. – Знаете, как мы пацанами развлекались? Поймаем жабу потолще и засунем ей в пасть зажженную сигарету. Она ее тягает, давится, но выпустить из себя дым почему-то не может. Будто бы ниппель какой у нее в глотке. Как футбольный мяч раздувается. Некоторые даже лопались, честное слово.

      – Я думала, тебя дебилом жизнь сделала, – сказала Верка с сочувствием. – Алкоголизм, контузии там разные. А ты, оказывется, и в детстве редким придурком был.

      – Эй, что такое! – Цыпф с шумом втянул в себя воздух. – Горит где-то!

      – Хреновина эта новоявленная и горит, – Зяблик вскочил на ноги. – Неужто от бычка занялась!

      И действительно, из фиолетовой чаши столбом валил дым, куда более светлый, чем окружающие сумерки. Прежде чем ватага приблизилась к месту загорания, Смыков успел отчитать Зяблика за преступное головотяпство, а тот в ответ пообещал спалить при случае весь этот паскудный мир или хотя бы половину из его треклятых измерений.

      Неизвестно, как развивался бы столь конструктивный диалог в дальнейшем, если бы оба приятеля разом не утратили дара речи – так глубоко было впечатление, произведенное на них видом фиолетовой чаши, до краев наполненной дымящимися окурками. Противно пахло дрянной махоркой и горелой бумагой.

      – Вот так пепельница! – присвистнул Зяблик. – Крупный перекур тут проводился. Не меньше чем дивизией.

      – Что за фокусы опять! – Смыков, разгоняя дым, махал обеими ладонями.

      – Действительно, фокусы! – Цыпф тщательно сравнивал между собой окурки. – Одинаковые. Тютелька в тютельку. Понимаете, в чем тут дело?

      – Понимаем, – Верка не скрывала своего огорчения. – Если бы разрешили Лилечке бросить сюда шоколадку, был бы у нас сейчас пуд шоколада.

      – Быстрее! – приказал Зяблик, горстями выбрасывая наружу окурки. – Выгружай!

      Даже для пяти пары рук работы было более чем достаточно, тем паче