Щепки плахи, осколки секиры. Николай Чадович

пустыню, и через города ненашенские, давно заброшенные. Потом на людей вышел. Русского языка не понимают, от меня шарахаются. Дорогу спросить не у кого. А вокруг дома до небес, деревья какие-то чужие, море рядом шумит. Поесть, правда, хватало. Страна богатая, но народ бестолковый. Суетятся, а чего суетятся? Потом вдруг какие-то поганцы за мной увязались. Сущие дикари! Жизни лишить хотели, только не на того нарвались. Отстреливался до последнего патрона, потом уж наутек пустился. Как в эту преисподнюю влетел, даже и не помню. С тех пор и страдаю. – Он затравленно огляделся по сторонам.

      – Ну с этим все ясно, – оборвал его Зяблик. – Ты нам лучше про здешнее место растолкуй. Что тут, как и почему.

      – А вот это не велено, – рожа Басурманова приняла чванливое выражение. – Когда надо будет, до вас доведут… Жизнь здесь строгая. Не колхоз, конечно, но шкурничество не уважается. Так что барахлишком своим вам поделиться придется.

      – С тобой, что ли? – зловеще-ласково поинтересовался Зяблик.

      – Почему со мной? С коллективом… к-хы…

      Дальнейшие слова застряли в горле бывшего егеря Басурманова, потому что лапа Зяблика жгутом закрутила воротничок на нем, да так, что даже эмблемки с петлиц отлетели.

      – Слушай сюда, гудок мешаный, – Зяблик рывком подтянул Басурманова поближе к себе. – Я тебе не затырщик какой-то и не торбохват, а бывший идейный вор с авторитетом. И крохоборов любой масти всегда давил, как клопов. Поживиться захотел, мудило? Ну ничего, сейчас я тебе сопатку поровняю. По гроб жизни память останется.

      – Не надо, гражданин хороший! – Басурманов задрыгал ногами и замахал руками. – Я на характер вас проверить хотел! Без всякой подлянки! Уж простите великодушно, что звякало распустил! Каюсь!

      – Так-то лучше, – Зяблик отшвырнул Басурманова в сторону и принялся тщательно вытирать о штаны свои руки. – Запомни сам и корешам скажи, если таковые имеются. Проверять меня на характер то же самое, что ежа гладить или у цыгана кобылу искать. Бесполезное занятие. А теперь, если, конечно, своей сопаткой дорожишь, коротко и ясно отвечай на все вопросы, которые тебе будет задавать вот этот дядя, – он подмигнул Смыкову. – Но если фуфло задуешь…

      – Никак нет! – приняв стойку «смирно», гаркнул Басурманов. – Как на духу все выложу.

      Смыков приступил к допросу без всякой раскачки. Такие мелкие душонки он умел раскалывать с той же легкостью, с какой опытный медвежатник взламывает почтовые ящики.

      – Как это место вообще называют?

      – По-разному. Мы его, к примеру, Синькой зовем, – доложил Басурманов.

      – Кто это – мы?

      – Ну те… кто сюда навродь меня дуриком попал… и кто по-русски объясняется.

      – Много таких?

      – С десяток наберется.

      – А сколько здесь вообще народа?

      – Хватает. Только никто его не считал.

      – Какой контингент?

      – Извиняюсь, не понял! – вытаращился Басурманов.

      – По происхождению кто они? Откуда?

      – Большинство