84 удара в минуту. Артём Сергеевич Малярчук

ечательный. Я. Сейчас. В ледяной морской воде. Медленно, но верно ухожу на глубину, не в силах воспротивиться. А как я могу? Вода – пожалуй, то, чего я боюсь больше всего на свете. Нет, меня не пугает вода, которую я пью. Нет, я не боюсь принимать душ (если только ванну…). Но я не могу адекватно реагировать, когда оказываюсь целиком и полностью в водной толще. Не знаю, чем вызван подобный страх, но ничего с собой поделать не могу. И да, кстати, я не умею плавать. Однако… не об этом.

      Чёрная ледяная вода поглощала меня. Я шёл ко дну, чувствовал, как проваливался в самую бездну. Кислород покидал лёгкие. Я понимал, что если не предприму ничего, то так и останусь здесь, в пучине. А потом, на утро, а может и через пару-тройку дней моё тело найдут какие-нибудь дайверы, решившие просто понырять в этом районе, что очень маловероятно. А может, прибьют волны к набережной, где меня заметит какая-нибудь парочка влюблённых, решивших прогуляться. Но факт остаётся фактом – жить оставалось мне не более 59 секунд.

      Вы когда-нибудь задумывались над тем, что чувствует утопающий человек? Ты оставляешь все попытки не дышать и делаешь глубокий вдох. Вернее, пытаешься сделать его. Но вместо желанного О₂ твои лёгкие заполняются до отказа смертоносной водой. Паника сжирает с ног до головы. Грудь будто сдавливают бетонными плитами. А потом ты чувствуешь невероятное жжение. Ты чувствуешь, как лёгкие горят изнутри. Но лишь на несколько секунд. Потом… ты смиряешься. И всё проходит. Прекращаются судороги, бесполезные попытки выбраться, руки отпускают горло и… ничего. Ещё одним стало меньше. Только и всего.

      Думаю, нет ничего страшнее, чем утонуть. По крайней мере, для меня. И, как ни странно, я сегодня сорвал джек-пот!

      Моё тело продолжало тонуть. Света становилось меньше. А в голове, неосознанно, я продолжал считать. 15… 14… 13…

      Пожалуй, таких, как я, в современном обществе в достатке. Нас нельзя приравнять к какому-то определённому виду, сравнить с каким-то определённым животным. Мы – неизвестность, мы – пустота и забвение. Нас никто не замечает. У всех нас одинаковые истории. Даже финал всегда один. И после себя я ничего не оставлю. Никакого следа в истории. А знаете что? Я свыкся со своим положением. Меня зовут Джеймс… Джеймс Лестер. Вот только кому до этого есть дело? Тем более, сейчас. 4… 3… 2…

      А знаете, что меня привело сюда, на дно залива? Я пытался найти Джека. Даже сам не понимаю, зачем.

      Джек

      Меня постоянно кто-то ищет. И, увы, это не всегда приводит к хорошим последствиям. Для меня, разумеется.

      84 удара в минуту. Это моя норма. При нормальных обстоятельствах, в состоянии покоя, когда мой разум чист и не переполнен ужасными мыслями, а тело не подвержено чрезвычайным физическим нагрузкам, то мой пульс равен 84 ударам в минуту. Но не сейчас и не здесь, не в этом грязном переулке, в окружении бандитов.

      Очередной удар в поддых заставляет вновь загнуться.

      – Ты шутить вздумал, Спаркс? – грозно заявляет Дэвидсон. – По-твоему, это смешно?

      И знаете, а ведь он прав! Это ни черта не смешно. Особенно когда тебя колошматят в этом долбанном переулке. Запах экскрементов уже не вызывает тошноты. Тошноту вызывают только эти уроды вокруг меня.

      На земле валялась выпотрошенная сумка. Мы задолжали этим ребятам немалые деньги. И сегодня был «час Х», когда эти деньги необходимо было вернуть. Но когда я добрался до места встречи, то оказалось, что кто-то очень постарался, чтобы подставить меня. Ведь деньги куда-то пропали. А вместо них – учебники, тетради и долбанные шоколадные батончики. И сейчас я всей душой ненавидел ту тварь, что обвела меня вокруг носа. Проклятый любитель шоколада! Хотя признаюсь, я сам обожаю шоколад. До безумия. Меня даже часто спрашивают, а не слишком ли много шоколада я ем.

      Их пятеро. Двое держат меня за руки, третий мутузит, а двое других – Дэвидсон, главарь этой шайки, и его приближенный с глупой кличкой, которую я уже и не помнил. И всё это происходит в узком грязном вонючем переулке. Ночью. Поэтому помощи ждать неоткуда.

      Поймав момент, я уклонился от удара и попытался вырваться из цепких лап бандитов, но тщетно. Тут же схлопотал ещё пару тумаков. Сплюнул. Голова несколько кружилась. Пульс посчитать не могу, но примерно, думаю, около 100—110 ударов в минуту. Не особо важно в данный момент.

      – Я повторю в последний раз, – спрашивает Дэвидсон, – где деньги, Спаркс?

      Мне нечего ему ответить. Обычно меня не заткнуть, я болтаю очень много, особенно в экстренной ситуации, но сейчас… мне действительно нечего сказать.

      – Я не знаю, – говорю всё же я, немного отдышавшись и снова сплюнув. – Слушай, я шёл, чтобы отдать вам деньги. Какая-то сволочь меня подставила. Я не причём!

      – Да ты всегда не причём. Вспомни, сколько раз ты обвинял в своих косяках кого-то другого. Не можешь? И я не могу. Потому что уж слишком часто ты это делал.

      Его тон мне не нравился. Дэвидсон огорчённо вздохнул. Уже перестал злиться и рычать. Это нехорошо. Очень нехорошо. Дэвидсон вытягивает сигарету из пачки и кладёт себе в рот. Затем он окидывает