Злой гений Дитриха Пруста. Геннадий Дмитричев

ему казалось, что целую вечность  торчит на этом проклятом острове. Как ни странно, он так  ни разу и не побывал в «накопителе», где держали его будущих пациентов. И в «реанимации». Хотя бы из любопытства. Почему? Доктор и сам затруднился бы ответить на этот вопрос. Может быть, просто боялся взглянуть в глаза…

      За мыслью о реанимации последовала вторая, заставившая  подскочить в кресле. Куда только делись усталость и апатия. «А если за мной следили?! Зачем я это сделал?! Это же верная смерть! – с ужасом думал хирург. Ему стало казаться, что в кабинете  должна быть вмонтирована скрытая камера. Лоб покрылся холодной испариной, ноги противно задрожали, и Форест вконец обессиленный, вновь упал в кресло.

      Но время шло, а он все еще оставаться один в полумраке операционной. Жалюзи всегда плотно задвинуты (даже не помнил, когда в последний раз они открывались) и нельзя было определить – стемнело  или нет. Похоже, в клинике не осталось ни одного человека, кроме него и ТОГО внизу. Остальных же уже нельзя было считать людьми. В здании стояла гробовая тишина, и доктор Форест слышал, как бьется собственное сердце. Постепенно он успокоился. Способность трезво мыслить медленно возвращалась: «Допустим, никто не заметил, и за мной не следили. Наверное, это так. Иначе, зачем им приставлять ко мне этого пьяницу, но это мало что меняет. Завтра же этот мальчишка выдаст себя с головой, а вместе с собой и меня!»

      Первое, что приходило в голову – исправить ошибку. Но вспомнив беззащитное лицо юноши, Форест понял, что не сможет убить его. Хотя смертей на своем веку он повидал немало, да и сейчас, что, как ни убийства совершает каждый день, но перечеркнуть только что спасенную жизнь показалось чудовищным.  Потом  подумал: не пойти ли ему  покаяться, во всем признаться… Но представив злорадную усмешку коротышки Крига, тут же отказался и от этой мысли. «Ну что ж, тогда придется позаботиться о его дальнейшей судьбе, – произнес вполголоса. – Спрячу его в пещере, пока о ней никто не знает, а потом попробую переправить на материк».

      Приняв такое решение, доктор Форест привстал с кресла, собираясь уходить, но новая мысль обожгла сознание: «Черт! – обхватил он голову. – Он же завтра очнется и все испортит. А если обойдется в реанимации, то вместе со всеми попадет в барак, и выкрасть его не удастся, – доктор задумался. – Неужели уже сегодня придется спрятать?.. Но нет, к такому путешествию я не готов. Тогда придется еще раз рискнуть».

      *  *  *

      Было далеко за полночь. Ничто не нарушало тишины. Лишь трели цикад вторгались в безмолвие, но и они сливались с ночью. В свете неярких звезд  виднелись очертания большого светлого здания, у входа в которое зависли два больших плафона.

      В их свете мелькнула тень. Мелькнула и исчезла, как будто привидение прошло сквозь стену. Доктор Форест довольный, что незамеченным проник в клинику, двинулся по длинным коридорам внутрь здания. В палату реанимации, куда он стремился, вело два пути.  Одна дверь выходила во двор, ей в основном пользовались «ассистенты».