На действительной службе (сборник). Игнатий Потапенко

при чем тут деревня! – продолжал отец Гавриил. – Ведь все равно не будешь же ты жить в деревне?

      – Я буду жить в деревне, – твердо и отчетливо сказал Кирилл. – Я буду сельским священником.

      Эти слова поразили всех, точно трубный звук. В первое мгновение никто не поверил. «Шутит!» – мелькнуло у всех в голове, и все подняли взоры на Кирилла. Кирилл сидел на своем месте, серьезный, сосредоточенный и бледный. В глазах его светилась твердая воля и бесповоротное решение. Все поняли, что это не шутка.

      Отец Гавриил покраснел и, шумно отодвинувшись от стола вместе со стулом, промолвил чуть не гневно:

      – Да ты приехал издеваться над нами!

      – Я? Над вами? – с глубокой и искренней скорбью в голосе спросил Кирилл.

      Матушка быстро поднялась с места и, приняв гордую осанку человека, который оскорблен в лучших своих чувствах, промолвила:

      – Моя дочь не для деревни!

      И затем, обратившись в Марье Гавриловне, прибавила повелительно:

      – Марья, иди к себе!

      Кирилл тоже поднялся и, отойдя к окну, встал вполоборота, по-видимому, расстроенный и потрясенный. Он исподлобья смотрел на свою невесту, ожидая, что она предпримет. Мура повиновалась. Она чувствовала, что у нее сейчас польются слезы и, считая это для себя позорным, поспешно повернулась к двери и быстрыми, неровными шагами вышла. Матушка последовала за ней. Отец Гавриил сидел с красным лицом и сдвинутыми бровями. Казалось, он хотел разразиться громовой речью, но вместо этого он вытер салфеткой усы, встал, перекрестился и, даже не взглянув ни на Кирилла, ни на дьякона, последовал за женой и за дочерью.

      Дьякон сидел неподвижно, опустив голову и свесив руки. Он никак не мог хорошенько взять в толк, что такое перед ним случилось. В голове его бродили отрывочные фразы: «Отец Гавриил как рассердились!.. И матушка! Первый магистрант! Сельский священник… Господи, Создатель мой!» И он боялся поднять голову, чтобы не встретиться со взорами сына.

      Кирилл несколько минут простоял у окна, потом энергично зашагал по комнате, шумя стульями, которые цеплялись за его длинные ноги. Пройдясь туда и обратно и как бы убедившись, что эта прогулка не представляет никаких удобств, он остановился за спиной старика и промолвил дрожащим голосом:

      – Что ж, отец, возьмем наш чемоданчик и махнем!

      Дьякон вздрогнул:

      – Как? Куда? Как же это? Значит, совсем, окончательно?!

      – Надо так думать! – с горькой улыбкой сказал Кирилл.

      – И тебе… тебе не жаль, Кирюша? – робким и мягким голосом спросил дьякон.

      – Как не жаль? Жаль, больно мне, сердце разрывается… да ведь прямо же отказали!

      – Отказали! – гробовым шепотом повторил старик.

      Сколько разочарования и разбитых надежд заключалось для него в этом слове! В жизни его были две гордости. Первая – это его сын, который в ученье всегда был первым и даже в Духовной Академии отличился, первым магистрантом кончил. Вторая гордость – это предстоящее родство с семейством отца Гавриила Фортификантова. Смел ли он, сельский дьякон, бедный, неграмотный, незаметный,