Очищение болью (сборник). Геннадий Пискарев

рубиновые девичьи сережки.

      Теперь этого сада нет, Он сожжен «нурсами» (неуправляемыми ракетными снарядами), выпущенными с «грозного грифа афганской войны» – вертолета «МИ-24». Но несколько гранатовых деревьев растет у солдатской казармы. Я смотрю на красные бутоны соцветий, но с рубиновыми сережками сравнить их уже никак не могу. Сейчас они больше похожи на капли застывшей крови – солдатской крови, что несколько дней назад обильно оросила эту землю и запеклась бурыми, еще не очищенными пятнами на гимнастерках бойцов, на стенках окопов, траншей.

      …Был обычный субботний день, называемый у пограничников «похозяйственным». На вышке стоял часовой, солдаты убирали территорию, готовились к бане, командир заставы Дмитрий Бусурин с женой Ириной и полуторагодовалой дочкой Танечкой спустились в сад набрать алычи для компота. За ними увязался сержант Гриша Шеремет, разбитной, веселый парень, сегодня находящийся в особо приподнятом настроении, поскольку на завтра-послезавтра ожидалась «оказия» в погранотряд, с которой он, уже демобилизованный, и должен был покинуть навсегда этот краешек каменистой земли. И он покинет ее, но бездыханным…

      А пока сержант подкидывал кверху командирскую дочку-малышку, ставил ее на плечи себе, чтобы та сорвала сама «желтую кафетку», и все шутил, балагурил:

      – Товарищ старший лейтенант, помните, как встретили нас, выведенных из Восточной Германии, на таджикской земле? Вам сказали там: «Ауффидерзеен», а мы говорим: «Салям-алейкум».

      – Ты, Григорий, теперь лучше подумай, что невесте скажешь? А ну как не дождалась тебя? – подначивала сержанта командирская жена.

      – Изрублю на пятаки, – напускал на себя суровость казацкий сын Шеремет, и тут же расплывался в блаженной, обаятельной улыбке.

      Они вернулись на заставу в восемнадцать тридцать, по пути поболтав с гражданским мотористом Ахматом Одинаевым, который только что закончил ремонт последней машины и тоже ожидал «оказии», дабы отбыть в отряд.

      Командирская жена присела с дочкой около солдатской курилки. Бусурин вошел в узел связи, где, как показалось, зазвонил телефон. Но трубку схватить он не успел. Оглушительный грохот, усиленный горным эхом, больно ударил по ушным перепонкам. Противоположная стена «поплыла». Выскочил на улицу: в воздухе – осколки шифера с крыш, банки консервов, сухари, макароны. Земля горела, горела синим пламенем. И в этом аду он услышал и подхватил кем-то брошенный рык: «К бою!».

      Снаряженный автомат был при нем. Солдаты неслись к пирамиде с оружием. А жена и дочка вжались в курилку.

      – Иринка, в убежище!

      Но у той отнялись ноги. До убежища метров двадцать Пули свистят. В голове мелькнуло: коль свистят, значит – мимо. «Свою» обычно не слышат. Схватил в охапку жену и Танюшку, пробежал метров пять – ступеньки, ведущие в нижний склад. Там хранили капусту. Скорей – туда! Толкнул Ирину с дочуркой. Упали. Жена разбила колени. Ничего – уползла под бетонное перекрытие. Опрометью – к бойцам. Молодцы