Московская ведьма. Владислав Кетат

обнаружила там свой проверенный галопами по Европам розовый чемодан на колёсиках.

      – На весы багаж поставьте, – спокойно, но требовательно повторило лицо.

      Марина с трудом сделала то, что от неё требовалось – в чемодане было всяко больше двадцати килограмм.

      «Что же там такое внутри? – подумала Марина. – Уж не…»

      Додумать мысль ей не дала стрелка очень старых по виду весов, какие Марине приходилось видеть в детстве на почте. С нехорошим скрипом она тронулась с места и начала медленно двигаться по циферблату слева направо. Марина пристально вгляделась в циферблат: «Интересно, сколько там?» Но без толку – на циферблате не имелось никаких делений и цифр, а только грубо нарисованные сектора – зелёный, жёлтый и красный.

      «Как на, мать его, барометре», – подумала Марина и вновь почувствовала ничем не контролируемый страх.

      Когда стрелка проползла почти весь зелёный сектор и своей тенью залезла в жёлтый, у Марины закружилась голова. Циферблат весов превратился в уродливое подобие эллипса, раздался щелчок, заставивший Марину вздрогнуть, и, чуть поколебавшись, стрелка застыла в миллиметре от границы жёлтого сектора.

      – Вот видите, всё в порядке, – улыбнувшись, сказала дама из-за стекла, показавшаяся теперь Марине милой и даже немного симпатичной.

      Покрывшаяся испариной Марина улыбнулась в ответ, хотя и не понимала, чему именно радуется. Не снимая улыбки, дама указала рукой в темноту, где появилась белая дверь с зелёным кружочком.

      – Вам сюда, в зелёный коридор, пожалуйста, – ласково сказала дама. – И билет не забудьте.

      Из-под стекла показалось свидетельство о смерти, на котором теперь стоял огромный синий штамп: «Одобрено». Марина взяла свидетельство за самый краешек двумя пальцами и прижала к себе. По щекам внезапно потекли слёзы. Лицо за стеклом погрустнело.

      – Ну вот всё и кончилось, Марина Владимировна, прощайте.

      – Прощайте, – всхлипнула Марина и маленькими шажками пошла к белой двери с зелёным кружочком.

      Сон оставил Марину стремительно. Резко оторвав голову от подушки, она некоторое время всматривалась сквозь незадёрнутое окно в утренние сумерки, не очень понимая, где находится. Когда же воспоминания о сне, наконец, построились в колонну по два и молча промаршировали прочь, она осторожно опустилась на подушку и натянула сверху одеяло.

      Примерно через полчаса Марина приползла на кухню, включила телевизор и устало плюхнулась на табуретку. Ей страшно хотелось курить, но у неё не нашлось сил дотянуться до полки, где обычно лежали сигареты. Она смотрела перед собой, пытаясь настроиться на обычное рабочее утро, но ничего не получалось. Марине было тяжко. Такой утренней разбитости ей не приходилось испытывать со времён институтских пьянок и бессонных ночей. Её ощущения можно сравнить с теми, что испытывал персонаж из анекдота, который всю ночь толкал тачку с дерьмом от Москвы до Бологого.