Продюсер. Павел Астахов

ли умом или просто кем-то напуган. Но Митя уже поставил подпись, и было видно: большего он сегодня не скажет.

      Голубок

      Через два часа Митя выбрался из здания следственного комитета, пообещав на прощание приставучей секретарше постер с автографом Клима Чука. Благо его подписи в актах и ведомостях он давно научился подделывать так, что и сам Климушка не отличал. Но не успел он сделать и десятка шагов по свободной земле, как железные клещи схватили его за левый локоть. От боли Митя взвизгнул, обернулся и задергался, тщетно пытаясь вырваться из медвежьих объятий Ивана Ивановича.

      – Не спеши, голубок! – зло оскалился Бессараб.

      – Пусти! Больно же! – скривившись, потребовал Фадеев, но Бессараб уже волоком тащил его в близлежащий скверик.

      – Не дергайся, щенок! Базар есть.

      Затащив несчастного Митю за угол, он встряхнул свою жертву и поставил перед собой. Фадеев зажмурился и застыл в ожидании расправы, которую по всем статьям заслужил. Но бандюга не спешил. Он положил огромную ладонь на плечо Мити и дыхнул ему в лицо адской смесью перегара, табака и какого-то сладкого парфюма:

      – Чего ты там этому следаку наплел? А, сучонок?

      Бессараб сжал плечо парня, и тот взвыл:

      – Уй-аа-а! Ничего я не сказал!

      – А чего ж так долго ничего не говорил?! Два часа тебя тут ожидал! Ну, поц! Говори!

      – Да он же тупой! По пять раз переспрашивал! Как концерт организовать, да что такое корпоратив. Вот и все! Ничего больше и не сказал. Пусти же ты меня!

      Последние слова он уже выкрикнул и таки вырвался из лап Ивана. Странным образом, Бессараб не стал его удерживать. Все выглядело так, словно бандит начал пасовать перед этим тщедушным мальчишкой.

      «Деньги! – мгновенно понял Митя. – Он строит на меня планы!»

      Бессараб щелкнул языком, глянул под ноги, затем – на небо и закряхтел:

      – Эге. Ну, лады. Молоток, что не сдал никого.

      «Точно – деньги! – подтвердил себе Фадеев. – Иначе уже измолотил бы! Сейчас начнет меня под себя подтягивать…»

      – Теперь вот чего, Митяй, давай-ка подобьем бабки. Поскольку Иосифа мы схоронили, будешь теперь мне отчитываться.

      Но Фадеев, перетрясшийся в кабинете Агушина и понявший, что бить его не станут, уже успокоился и рассматривал громилу довольно нагло.

      – Тебе? Это в чем же?

      Бессараб замялся. В лагерях и тюрьмах он всегда безжалостно расправлялся с любым проявлением неуважения или сопротивления. А теперь… Привыкший за последние годы к сытости и безопасности, Бессараб остро хотел это состояние покоя и сохранить – навечно. Но в отсутствие Шлица это было непросто и зависело в том числе и от лоха и недоноска Мити Фадеева. Бессараб почесал могучий щетинистый подбородок:

      – Вика сказала, что ты зажал бабки за месяц. Где бабло, Митя? Отдай по-хорошему.

      – Я бы рад, Иван Иваныч, да только теперь и я ничего не могу. – Митя развел руками.

      – Слышь, малец, я тебя не спрашиваю, можешь