Моисей. Петр Люкимсон

или обладавшего почти безграничной властью жреца. Пол центральной комнаты глинобитного домика был покрыт соломой, а место для еды было окружено подушечками. Сам Итро сидел в углу на соломенной циновке, погрузившись с головой в чтение какого-то египетского пергамента.

      – Что случилось? Почему вы сегодня вернулись так рано? – не поднимая глаз, спросил Итро.

      – Вот этот египтянин помог нам сегодня, и мы смогли напоить овец вовремя, – ответила старшая дочь.

      Запомните эту фразу. Именно на нее указывают многие сторонники версии о том, что Моисей был все-таки египтянином, а не евреем. Еврейские источники, разумеется, тоже обращают внимание на эти слова. Они утверждают, что Моисей слышал ее, но промолчал, так как не знал, как в Мадиаме отнесутся к еврею. Отказ Моисея немедленно опровергнуть слова девушки, заявить о том, что он – еврей, говорит мидраш, стал одним из тех грехов, за которые он был лишен права войти в землю, обещанную Богом еврейскому народу.

      Однако стоит заметить, что из самого текста Библии вовсе не следует, что Моисей слышал слова девушки, как и вообще то, что они пригласили его войти за собой в дом. Да и подобное их поведение, учитывая нравы того времени, выглядело бы даже не нескромным, а вызывающим – к себе в дом постороннего мужчину сами могли пригласить лишь девицы легкого поведения. Скорее, дело обстояло наоборот: Моисей остался на улице, но когда Иофор узнал о том, что он помог его дочерям, то послал их к незнакомцу с просьбой стать его гостем – или же дочери сами подсказали отцу, что следовало бы пригласить его в гости.

      Уже за трапезой Иофор, узнав, что Моисей является изгнанником, предложил ему стать у него пастухом, а потом и выдал за него свою дочь Сепфору. Впрочем, чтобы не быть голословными, процитируем соответствующий отрывок Пятикнижия:

      «А у жреца Мидьяна было семь дочерей; пришли они, и начерпали воды, и наполнили каменные корыта, чтобы напоить скот отца своего. И пришли пастухи, и отогнали их, но Моше поднялся на их защиту, и спас их, и напоил их скот. И пришли они к Реэулю, отцу своему, и спросил он: «Отчего вы так скоро пришли сегодня?». И сказали они: «Один египтянин спас нас от пастухов, а также начерпал нам воды и напоил скот». И сказал он своим дочерям: «А где же он? Что же вы оставили этого человека? Позовите его, пусть поест хлеба». И согласился Моше жить у того человека, и выдал тот за Моше дочь свою, Ципору. И родила она сына, и назвал его Моше именем Гершом, сказав: «Пришельцем стал я в чужой стране»…» (Исх., 2:16-22)[32].

      Коран, в целом придерживаясь версии Библии и явно основываясь на ее тексте и тех же мидрашах, рисует приблизительно такую же картину событий:

      «И когда он подошел к воде Мадйана, то нашел там толпу людей, которые поили.

      И нашел, не доходя до них двух женщин, отогнавших в сторону. Он сказал: «В чем ваше дело?». Они сказали: «Мы не можем поить, пока не отойдут пастухи, а наш отец – глубокий старик.

      И напоил он для них, а потом отвернулся в тень и сказал: «Господи, я нуждаюсь в том

32

Существует ряд письменных памятников древнего Египта, подтверждающих, что совершившие те или иные правонарушения египетские чиновники бежали в пустыню и находили убежище у живущих в Мадиаме бедуинов. Об этом, в частности, рассказывается в «папирусе Синухета» – автобиографии бежавшего от гнева фараона чиновника, сумевшего спрятаться от пограничного дозора, поселившегося среди племени кочевников и женвшегося на их вожде. В этом смысле история бегства Моисея представляется для своего времени вполне заурядной. Хотя египтяне могли бы потребовать выдачи таких беглецов или объявить их в розыск, они этого не делали – изгнание с родины у египтян и впоследствии у греков считалось крайне тяжелым наказанием само по себе, едва ли несопоставимым со смертной казнью.