Царь и султан: Османская империя глазами россиян. Виктор Таки

российским дипломатам самоутвердиться в качестве европейцев. Одновременно ориентализация османского дипломатического ритуала предоставила российским авторам возможность подвергнуть критике расхождения между принципами европейской дипломатии и реальными действиями представителей европейских держав в контексте «восточного вопроса».

      Посланники Москвы

      Историки дипломатии отмечают три основные выполняемые ею функции: представительство, переговоры и сбор информации[54]. Хотя все три наличествовали с момента зарождения модерной дипломатии в XV и XVI столетиях, их относительная значимость с течением времени изменялась. Так, переговоры нуждались в более или менее развитой системе коммуникаций, определенной изощренности политического мышления и в особенности в существовании специализированного языка. Вот почему переговорные функции дипломатии долгое время не могли выйти на первый план. Сбор информации также не мог стать первой функцией дипломатии до установления системы постоянных дипломатических миссий, что по ряду причин произошло лишь во второй половине XVII столетия. Напротив, чрезвычайные посольства, практиковавшиеся в отношениях между государствами вплоть до конца XVIII столетия, идеальным образом подходили для исполнения представительских функций. Богато одетый посол аристократического происхождения, сопровождаемый многочисленной свитой, был воплощением представляемой им королевской особы, благодаря чему аудиенция посла при королевском дворе приобретала значение встречи двух правителей. Вот почему для поддержания статуса представляемого им правителя то, как посол выглядел и двигался, было не менее важно, чем те слова, которые он произносил.

      Рассмотренная с точки зрения ее представительской функции раннемодерная дипломатия была в значительной степени соотношением тел в пространстве[55]. Ренессансное государственное искусство (arte dello stato) или совокупность принципов, позволяющих правителю сохранять и усиливать свое государство, имели мало общего с камерализмом XVIII столетия и еще менее с современной политологией. Исследования раннемодерных практик и принципов управления (governmentality), пионером которых стал Мишель Фуко, напоминают нам, что исходным пунктом искусства управления было владение собой[56]. Важным элементом последнего, в свою очередь, было владение правителем своим собственным телом в смысле правильных и внушительных поз, выражений лица, жестов и телодвижений. Самодисциплинирующее участие в больших придворных балетах позволило невысокому и склонному к полноте Людовику XIV обрести полноту власти[57]. В эпоху, когда искусство государственного управления все еще сводилось к поддержанию положения правителя по отношению к другим правителям и к своим собственным подданным, государство было в сущности продолжением королевского тела. То же самое можно сказать и о посольстве

54

Black J. A History of Modern Diplomacy. London: Reaktion Books, 2010. P. 14.

55

О роли тела в дипломатии см.: Neumann I. The Body of the Diplomat // European Journal of International Relations. 2008. Vol. 14. No. 4. P. 671–695; Weber C. Performative States // Millennium. 1997. Vol. 27. No. 1. P. 77–95.

56

Foucault M. Security, Territory, Population. Lectures at the College de France, 1977–1978 / Eds. M. Sellenart, trans. G. Burchell. New York: Palgrave MacMillan, 2007 (см. рус. пер.: Фуко М. Безопасность, территория, население. СПб.: Наука, 2011); Foucault M. The Government of Self and Others. Lectures at the College de France, 1982–1983 / Ed. M. Sellenart, trans. G. Burchell. New York: Palgrave Macmillan, 2011 (см. рус. пер.: Фуко М. Управление собой и другими. СПб.: Наука, 2011).

57

О роли празднеств и театра в функционировании раннемодерной монархии см.: Strong R. Art and Power: Renaissance Festivals, 1450–1650. Woodbridge: The Boydell Press, 1994; Adamson J. The Making of Ancién-Regime Court, 1500–1700 // Adamson J. The Princely Courts of Europe 1500–1700: Ritual, Politics, Culture under Ancién Regime. London: Weidenfeld & Nicolson, 1999. P. 7–41. Об этих явлениях в российском контексте см.: Wortman R. Scenarios of Power: Myth and Ceremony in Russian Monarchy from Peter the Great to the Abdication of Nicholas II. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2006 (cм. рус. пер.: Уортман Р.С.Сценарии власти: мифы и церемонии русской монархии. В 2 т. М.: ОГИ, 2004).