Penitus. Фантастическое путешествие в Плутонию. Александр Барышников

неимоверная.

      – О! – воскликнул Пушкин, вынул из кармана шелковый платок и несколько раз плавно обмахнул нос. – Если абстрагироваться от конкретных обстоятельств, то строчка просто гениальная. Позвольте выразить искреннее восхищение вашим несомненным поэтическим дарованием.

      Он снова учтиво поклонился и протянул в мою сторону тросточку.

      – Держитесь, сударь! Почту за честь оказать вам посильное вспомоществование, насколько это возможно.

      – Слышал уже, – хмуро ответил я. – Не надо. Неровен час, шмякнемся оба. Запачкаетесь.

      – Не извольте беспокоиться, – Пушкин ободряюще улыбнулся, энергично вскинув подбородок. – Не пристанет.

      И он наклонился вперед, чтоб я мог дотянуться до тросточки. Что случилось с нами дальше, неизвестно, потому что я проснулся. Вокруг стояла тишина, аппарат плавно завис в подводном пространстве, и было непонятно, движется он или стоит на месте. Похоже, я проснулся оттого, что прекратилась прежняя вибрация и тряска. Такое иногда бывает: сон нарушается от внезапно наступившей тишины, например, после остановки поезда.

      – Петька, ты живой? – спросил я на всякий случай.

      – Ё-ожики колючие! – энергично отозвался командор. – Он еще спрашивает! – Кустище возмущенно фыркнул. – Я-то живой, а вот ты был на грани вымирания.

      – Не понял! – действительно не понял я. – Что случилось?

      – К счастью, ничего. Но могло, и даже очень.

      – Да объясни толком, что там еще могло случиться?

      – Не там, а здесь, – непримиримо поправил меня Великий Куст. – Ты своим храпом довел меня до полного отчаянья, лишил последней капли гуманизма. Еще немного, и я убил бы тебя своей мозолистой рукой!

      – Мой храп мешал тебе уснуть за рулем? – поинтересовался я невинным голосом. Кустенбаум коротко ёкнул и какое-то время молчал, он не ожидал подобного поворота. Я же, напротив, усилил натиск:

      – Без моего храпа ты бы обязательно и бесповоротно уснул, а это, как пить дать, привело бы к аварии и неизбежной гибели двух человек – одного хорошего, другого по имени Петр…

      – Ну, ты нахал! – изумился Кустинайтис.

      – Вот она, черная людская неблагодарность! Вместо медали за спасение утопающих скромный, порядочный человек должен выслушивать незаслуженные упреки и обвинения.

      – Аккуратнее с терминами, – предостерег командор. – Тем более, что мы не утопаем, а, кажется, совсем наоборот.

      – Всплываем? – спросил я с искренней радостью. – Ура! Да здравствует величайший капитан всех времен и народов Петр Иванович Кустов!

      – Всплывать-то мы всплываем, – отозвался Петр Иванович, – но как-то странно. Если верить показаниям приборов, то мы с тобой висим вниз головами. Тебе не кажется?

      – Да нет, нормально. А какая, собственно говоря, разница? Мы же поднимаемся вверх, значит, все в порядке. А приборы могли выйти из строя во время наших кульбитов во вражеском неводе. Да и в трубе им, наверно,