Судьба барабанщика. Аркадий Гайдар

бесчисленные огни, сверкая и вздрагивая, подплыла к нашему столику огромная связка разноцветных шаров. Я выбрал Нине голубой, себе – красный, и мы вышли на площадку. Да и все повскакали, ожидая пуска фейерверка.

      Крепко держась за руки, мы шли по аллее. Легкие упругие шары болтались и хлопали над головами.

      Вдруг свет погас, померкли луна и звезды, потому что ударил залп и тысяча стремительных ракет умчалась и затанцевала в небе.

      – Когда я буду большая, – задумчиво сказала Нина, – я тоже что-нибудь такое сделаю.

      – Какое?

      – Не знаю! Может быть, куда-нибудь полечу. Или, может быть, будет война. Смотри, Сережа, огонь! Ты будешь командиром батареи. Ого! Тогда берегитесь… Смотри, Сережа! Огонь… огонь… и еще огонь!

      – Что ты бормочешь, глупая! – засмеялся я. – Ну хорошо, я буду командиром батареи, а потом я буду тяжело ранен…

      – Но ты же выздоровеешь, – уверенно подсказала Нина.

      – Ну хорошо, а потом?

      – А потом? – Нина улыбнулась. – А потом… потом… Посмотри, Сережа, наши шары над головой запутались.

      Я вынул нож, обрезал концы бечевок и взял оба шара в руки.

      – Гляди, Нина: голубой шар – это ты, красный – это я. Раз, два… полетели!..

      Шары вздрогнули и рванулись к огненному небу.

      – Не жалей, – сказал я, – им там хорошо будет. Смотри, Нина, ты летишь, а я тебя догоняю. Вот догнал!

      – Но ты сейчас зацепишься за антенну! Правей лети, глупый, правее! Сережа! Почему это я лечу прямо, а ты все крутишься да крутишься?

      – Ничего не кручусь. Это ты сама вертишься и все куда-то от меня вбок да вбок. Вот погоди, нарвешься на ракету и сгоришь. Ага, испугалась?!

      Небо еще раз ослепительно вспыхнуло, и нам хорошо было видно, как два наших шарика дружно мчались в заоблачную высь…

      Ракеты погасли. Стало темно. Потом зажглись огни фонарей, и при их свете мы увидали совсем неподалеку от нас сестру Нины Зинаиду и всю их компанию.

      Пора было расставаться.

      – Нина, – спросил я медленно и обдумывая каждое слово, – можно, я изредка буду тебе звонить?

      – Звони! – сказала она. – Дай карандаш, я запишу тебе наш телефон. У нас теперь новый.

      Я дал.

      – Нина, – спросил я, – а если подойдет к телефону твой отец и спросит, кто звонит? То сказать как?

      – Так и скажи, что ты звонишь.

      Она подумала и уже твердо добавила:

      – Да, да, так и скажи! Отец Валентину не любит, но о тебе он всегда спрашивает.

      Вот она попрощалась, побежала к сестре, и, по-видимому, между ними сейчас же вспыхнул спор: кто от кого потерялся. Потом, обнявшись, они пошли по аллее к выходу. Сверкнули еще раз золотые звездочки на ее черном платье, и она исчезла.

      …Ей тогда было тринадцать – четырнадцатый, и она училась в шестом классе двадцать четвертой школы.

      Ее отец, Платон Половцев, инженер, был старым другом моего отца.

      Когда отца арестовали, он сначала не хотел этому верить. Звонил нам по телефону и обнадеживал, что все это,