Павловский вальс. Люттоли

заплыл, сделать это не так просто. Со стороны это выглядит так, будто вы смотрите на меня свысока. Так что у вас с глазом, кадет Астольц?

      – Пчела укусила! – чётко, по-военному ответил Астольц.

      – Пчела, значит укусила? А почему у вас глаз синий?

      – Такая пчела попалась!

      Фон Глазенап ничего не ответил. Он только сделал шаг вправо и внимательно всмотрелся в лицо Акатьев.

      – Знаете, кадет, когда смотришь на ваш нос, создаётся впечатление, что на нём штамповали монеты!

      – Вот, вот, – оживился Акатьев, – монета всему и виной. Я её к носу привязал…ну… чтобы дыхание отработать. А потом поскользнулся и прямо носом в землю.

      – Удивительно просто до чего вы изобретательны. Ну а вы кадет? – Фон Глазенап устремил взгляд на распухшую губу Никиты Анчукова. – Небось, тоже пчела укусила или монету не туда привязали?

      – Рыбой отравился, – не моргнув глазом отчеканил Никита. – А с неё косточка прямо в губу воткнулась. Вот она и распухла.

      Фон Глазенап одобрительно покачал головой.

      – Прекрасно. Просто прекрасно. И в качестве особого расположения за вашу откровенность, собираюсь возложить на вас особую ответственность. Но это после того, как появится Азанчеев. Кстати, почему его всё ещё нет?

      – Кадет Азанчеев сидит в трюме! – раздался единый ответ.

      – Полагаю, этот трюм находится…не на нашем корабле?

      Все трое отрицательно покачали головой.

      – Ну что, ж, тогда начинайте втроём, а для кадета Азанчеева мы позже изыщем способ поощрения.

      Спустя час все трое, закатав штанину до колен, мыли полы в столовом зале, который по своим размерам превосходил любые другие помещения в здание.

      – Скоро выпуск, а мы, почти офицеры русского морского флота, полы моем, – с досадой бросил Артур. Он несколько раз макнул тряпку в ведро с водой, выжал и, опустившись на коленки начал неторопливо тереть ею пол.

      – Не надо было начинать, – откликнулся Андрей. Он мыл полы между столами и оттого была видна только часть его головы. – Знал ведь, что Пётр рассердится.

      – Он всегда сердится! – отозвался Артур.

      – Не всегда! – возразил Никита. Он мыл полы у самой дальней стены. Оттого и приходилось едва ли не кричать. – У него две занозы. Анна и Гера. Не тронешь их, и слова не скажет в ответ.

      Внезапно раздался хохот. Смеялся Андрей.

      – Ты чего радуешься? – закричал в его сторону Артур.

      – Вспомнил, как он жандарма положил. Нас бил и ничего, а его одним ударом уложил. То ли жандарм хилый попался, то ли мы больно крепкие оказались.

      Разговоры мгновенно смолкли. В столовом зале появился…Пётр. Он был бос, штанина закатана до колен. Фуражка так же отсутствовала. В руках Пётр держал полное ведро воды и тряпки. Он шел, насупившись и ни на кого не смотрел. Выбрав себе свободное место подальше ото всех остальных, Пётр намочил тряпку и, опустившись на коленки, стал ожесточённо мыть пол. Некоторое время стояла тишина, нарушаемая лишь звуком выжимаемых тряпок. Хотя все четверо молчали, обстановка