Сириус. Книга 3. Принятие. Сергей Александрович Архипов

тщетно старалась вспомнить очертания его лица. В этих изматывающих попытках она неизбежно истощила себя. Этим состоянием сразу воспользовался ужас, затаившийся в ее мозгу. Он схватил ее за горло и погрузил разум в небытие.

      – Мамочка! – закричала она из бездонной пропасти, не узнавая свой безмолвный голос. – Помоги мне, пожалуйста! Я погибаю! Помоги, родная моя! Я знаю, что ты где-то рядом!

      Мама, такая обычная, словно всего лишь ненадолго отлучилась по делам, появилась сразу, как только услышала ее зов.

      Мгла мгновенно отступила, пронзенная прохладными лучами прибалтийского солнца.

      – Что случилось, доченька? – ласково спросила она, прижимая дочь к своей груди.

      – Мне страшно, мамочка. Я не знаю, что мне делать! – ответила она обреченно.

      – Ступай за мной, и у нас все будет по-прежнему!

      – А папа где?

      – Он ждет нас, милая!

      Она блаженно зажмурила глаза и прижалась щекой к щеке матери. Тысячи ледяных игл пронзили голову, и она отпрянула, опалившись о безжизненную плоть матери, и снова открыв дорогу ужасу.

      – Нет! – закричала она. – Мне нельзя с тобой! Я не хочу с тобой! Ты же тоже умерла!

      – Как хочешь, доченька. Это твое решение и тебе ему следовать! – разочарованно прошептала мать, нежно освобождая объятия.

      В считаные мгновения ее лицо переменилось и стало строгим, как когда-то в далеком детстве.

      – Дочь, что ты творишь? – назидательно начала она. – Разве мы с папой тебя этому учили? Ты же стала совершенно другой, не похожей на себя! Ты же стала… Очнись, доченька, очнись!

      Сознание мгновенно вернулось – вмешался кто-то посторонний. Она дрожащей рукой вытерла мокрое от пота лицо и приподняла голову. Полумрак подвала сразу ошеломил. Справа от нее на коленках сидел зареванный мальчишка и настойчиво дергал ее за руку. От безумного страха он перепутал ее со своей матерью, разорванное тело которой лежало в нескольких метрах от них. В голове у нее что-то щелкнуло, слух наполнила какофония звуков, оглушив и напомнив, что нынешнее существование – это ад. Сквозь звуковую кашу она отчетливо услышала голос мальчишки, говорившего на чистейшем русском языке. Он с мольбой вглядывался в ее лицо и без конца повторял, едва не срываясь на крик: