Р.В.С.. Аркадий Гайдар

всякая охота лазить и прятаться по заманчивым лабиринтам. И остались стоять черные сараи, молчаливые, заброшенные.

      Только Димка забегал сюда часто, потому что здесь как-то особенно тепло грело солнце, приятно пахла горько-сладкая полынь и спокойно жужжали шмели над ярко-красными головками широко раскинувшихся лопухов.

      А убитые?.. Так ведь их давно уже нет! Их свалили в общую яму и забросали землей. А старый нищий Авдей, тот, которого боится Топ и прочие маленькие ребятишки, смастерил из двух палок крепкий крест и тайком поставил его над могилой. Никто не видел, а Димка видел. Видел, но не сказал никому.

      В укромном углу Димка остановился и внимательно осмотрелся вокруг. Не заметив ничего подозрительного, он порылся в соломе и извлек оттуда две обоймы патронов, шомпол от винтовки и заржавленный австрийский штык без ножен.

      Сначала Димка изображал разведчика, то есть ползал на коленях, а в критические минуты, когда имел основание предполагать, что неприятель близок, ложился на землю и, продвигаясь дальше с величайшей осторожностью, высматривал подробно его расположение. По счастливой случайности или еще почему-то, только сегодня ему везло. Он ухитрялся безнаказанно подбираться почти вплотную к воображаемым вражьим постам и, преследуемый градом выстрелов из ружей, из пулеметов, а иногда даже из батарей, возвращался невредимым в свой стан.

      Потом, сообразуясь с результатами разведки, высылал в дело конницу и с визгом врубался в самую гущу репейников и чертополохов, которые геройски умирали, не желая, даже под столь бурным натиском, обращаться в бегство.

      Димка ценит мужество и потому забирает остатки в плен. Затем, скомандовав «стройся» и «смирно», он обращается к захваченным с гневной речью:

      – Против кого идете? Против своего брата рабочего и крестьянина? Генералы вам нужны да адмиралы…

      Или:

      – Коммунию захотели? Свободы захотели? Против законной власти…

      Это в зависимости от того, командира какой армии в данном случае изображал он, так как командовал то одной, то другой по очереди. Он так заигрался сегодня, что спохватился только тогда, когда зазвякали колокольчики возвращающегося стада.

      «Елки-палки, – подумал он. – Вот теперь мать задаст трепку, а то и жрать, пожалуй, не оставит». И, спрятав свое оружие, он стремительно пустился домой, раздумывая на бегу, что бы соврать такое получше.

      Но, к величайшему удивлению, нагоняя он не получил и врать ему не пришлось.

      Мать почти не обратила на него внимания, несмотря на то что Димка чуть не столкнулся с ней у крыльца. Бабка звенела ключами, вынимая зачем-то старый пиджак и штаны из чулана. Топ старательно копал щепкой ямку в куче глины.

      Кто-то тихонько дернул сзади Димку за штанину. Обернулся – и увидел печально посматривающего мохнатого Шмеля.

      – Ты что, дурак? – ласково спросил он и вдруг заметил, что у собачонки рассечена чем-то губа.

      – Мам! Кто это? – гневно спросил Димка.

      – Ах, отстань! – досадливо ответила та, отворачиваясь. – Что я, присматривалась, что ли?

      Но Димка почувствовал, что она говорит неправду.

      – Это дядя сапогом двинул, – пояснил Топ.

      – Какой еще дядя?

      – Дядя… серый… он у нас в хате сидит.

      Выругавши «серого дядю», Димка отворил дверь. На кровати он увидел валявшегося в солдатской гимнастерке здорового детину. Рядом на лавке лежала казенная серая шинель.

      – Головень! – удивился Димка. – Ты откуда?

      – Оттуда, – последовал короткий ответ.

      – Ты зачем Шмеля ударил?

      – Какого еще Шмеля?

      – Собаку мою…

      – Пусть не гавкает. А то я ей и вовсе башку сверну.

      – Чтоб тебе самому кто-нибудь свернул! – с сердцем ответил Димка и шмыгнул за печку, потому что рука Головня потянулась к валявшемуся тяжелому сапогу.

      Димка никак не мог понять, откуда взялся Головень. Совсем еще недавно забрали его красные в солдаты, а теперь он уже опять дома. Не может быть, чтоб служба у них была такая короткая.

      За ужином он не вытерпел и спросил:

      – Ты в отпуск приехал?

      – В отпуск.

      – Вон что! Надолго?

      – Надолго.

      – Ты врешь, Головень! – убежденно сказал Димка. – Ни у красных, ни у белых, ни у зеленых надолго сейчас не отпускают, потому что сейчас война. Ты дезертир, наверно.

      В следующую же секунду Димка получил здоровый удар по шее.

      – Зачем ребенка бьешь? – вступилась Димкина мать. – Нашел с кем связываться.

      Головень покраснел еще больше, его круглая голова с оттопыренными ушами (за которую он и получил кличку) закачалась, и он ответил грубо:

      – Помалкивайте-ка лучше… Питерские пролетарии… Дождетесь, что я вас из дома повыгоню.

      После этого мать как-то съежилась, осела и выругала глотавшего слезы Димку:

      – А