Большая стрелка. Сергей Зверев

иногда найти удается, но они – лишь орудие. Заказчики осуждаются крайне редко. Сам знаешь – въедливые адвокаты, добрые судьи, оправдательный уклон. Вся система сейчас работает на одно – чтобы, не дай бог, крупный бандит не оказался на скамье подсудимых.

      – Я знаю. Все гниет.

      – Что предпримешь?

      – Не знаю, – пожал плечами Гурьянов.

      – Ты ведь уже все решил для себя, разведчик.

      – Я не хочу, чтобы их нашли и судили.

      – Ты рассчитываешь на меня, разведка, – не вопросительно, а утвердительно произнес Влад.

      Гурьянов неопределенно махнул рукой.

      – Правильно рассчитываешь… На хрен. – Влад размахнулся и запустил бутылкой в угол, водка разлилась по ковру. – Сухой закон… Правда, я уже не опер. Но все равно. Есть ли гора, которую мы не своротим? Работаем, разведка.

      – Работаем, старшина.

      Часть II. «Потому что мы команда!»

      Когда Художник услышал про ограбленный автобус, он понял, что с Хошей ему не по пути. Если ты нормальный человек и не посещаешь психиатров, то не пойдешь грабить автобус, рискуя тем, что вся милиция России будет искать тебя.

      Вот только упустил несколько моментов. Он и представить не мог, как за те два года, что он провел за колючкой, подрос на воле беспредел. Гангстеры расправили плечи, затоварились оружием, милиция же отдыхала от забот, философски рассудив, что всех бандитов не переловишь.

      – Куда едем? – спросил Художник, когда Хоша повернул на дорогу, ведущую на юг от Ахтумска.

      – У нас там хата в деревне. Место тихое. И прием тебе будет как в лучших домах Лондона.

      Всю дорогу Хоша восторженно расписывал радужные перспективы.

      – С тобой, брат мой, мы весь этот городишко на уши поставим. Потому что мы команда!

      Городишком он именовал не тридцатитысячный Дедов и не пятнадцатитысячную Рудню, а почти миллионный Ахтумск. Говорил о нем, как о кулацкой деревне, куда послан с продотрядом: мол, проблем нет амбары растрясти.

      На окраине деревни стоял покосившийся дом, из трубы которого уютно валил белый пушистый дым. И банька, судя по всему, уже была протоплена.

      В доме ждал ломящийся от припасов стол. Суетились две девки: одна молоденькая, лет девятнадцати, густо крашенная, с грубоватым хриплым голосом – Варька. Вторая – та самая Галка, которая приходила на свидание к Хоше.

      Прямо с порога Хоша сграбастал Галку и расцеловал, запустив холодную руку за вырез кофты, от чего девушка пронзительно взвизгнула:

      – Отлезь, кобель!

      Хоша притворно заурчал, поволок ее в угол и тут же отпустил.

      Глаза Художника встретились с глазами Галки. И ее взор был многообещающим.

      – Эта бикса моя, – сразу расставил акценты Хоша, обняв девушку. – Чего, овца совхозная, вру?

      – Не врешь.

      – Во, чтоб все знали…

      На столе были и балыки, и ветчина, и икра с осетринкой, на сковороде шипело мясо с божественным ароматом. Художник, отвыкший от такого великолепия, жадно сглотнул слюну.

      – Не, Художник, ну ты мог такое представить,