Диверос. Книга первая. Евгений Клевцов

вдруг Хольсварг произнес два слова, к которым он совершенно не был готов:

      – Спасибо вам.

      Ковтель поднял голову. Хайен тоже посмотрел на тарна.

      – Спасибо вам, друзья мои, – повторил Хольсварг, протягивая им руку. – Спасибо за то, что позаботились об Ольгрид, не бросили ее лежать в лесу. Спасибо за то, что почтили Саффата, верно служившего Диверту. Спасибо за то, что хранили эту тайну от всех и особенно – от меня. И за то, что не оставили меня – спасибо.

      Он грустно улыбнулся и добавил.

      Встаньте. Я более вашего заслужил стоять на коленях.

      Хайен и Ковтель поднялись с земли. Хольсварг крепко обнял сначала одного, затем другого.

      – Друзья? – спросил он

      – До самой смерти, – ответил Хайен.

      – И даже больше, – сказал Ковтель.

      Краем глаза Хольсварг увидел, что Саффат и Ольгрид направляются к ним.

      – Идемте, – сказал он – Вот перед кем мы все должны просить прощения.

      Увидев, что тарн и два его друга идут к ним, Саффат и Ольгрид остановились. Хольсварг тоже не решился подойти близко. Минуту они стояли молча друг напротив друга. Тарн смотрел на свою дочь. Сейчас, немного растрепанная, со следами недавних слез на лице, в слишком длинном для нее черном плаще, она так напомнила ему ту маленькую девочку, которую он в детстве качал на коленях. Которая прибегала к нему и, плача, показывала порезанный палец, или сбитый в кровь после неудачного падения локоть.

      Сейчас она смотрела на него настороженно, даже со страхом. А он… Он столько раз представлял себе эту сцену! Столько добрых слов приготовил, чтобы сказать ей! Им обоим. И вот сейчас чувствовал, что не может ни вспомнить, ни произнести ни одного из них. Горло сдавил горячий ком. Воздуха в груди не хватало. Уронив на землю тельдар, не в силах произнести ни звука, он просто протянул к дочери руки и она бросилась к нему.

      – Папочка!

      Тридцать тяжких лет и три неподъемных столетия одновременно вдруг рухнули наземь с его плеч, словно чья-то рука разорвала приковавшие их цепи. Прохладный ночной воздух ворвался в грудь и обжег ее изнутри, огнем поднялся к глазам и прорвался наружу с хлынувшими слезами.

      – Девочка моя. Доченька. Родная, хорошая моя, – повторял он не замечая ничего вокруг. – Ну успокойся, не плачь. Теперь все хорошо. Теперь все будет хорошо.

      И почему-то он был уверен, что так все и будет.

      Когда Ольгрид немного успокоилась, он поцеловал ее в лоб, как делал когда-то очень-очень давно и повернулся к стоящему рядом Ашфарту.

      – Саффат, – твердо произнес он, справившись с волнением – Между нами произошло много такого, о чем я жалею. И Энлиан Светоносная пусть будет мне свидетельницей – я ничего бы не пожалел, если бы мог вернуть все назад, чтобы этого никогда не случилось.

      – Тарн Хольсварг…

      Но тарн поднял руку, прервав его.

      – Хайен, Ковтель, подойдите, – позвал он, и когда они встали рядом с ним, он продолжил – я даю тебе слово тарна Диверта, клянусь тем, что всегда было для