Геворг Марзпетуни. Мурацан

крепостей.

      – Кто эти женщины, Седа? Говори, я хочу знать, – спросила царица.

      – Одна – мать нашей Шаандухт, другая – княгиня Гоар.

      – Они говорили с тобой об этом?

      – Да, но тайно. Кроме нас, никто этого не знал. Впрочем, я со своей стороны старалась рассеять их подозрения.

      – Напрасно. Этим ты не могла закрыть им глаза. Почему ты тогда же не открыла мне этой тайны? Если бы я знала, что, кроме меня, она известна и другим, я вонзила бы нож в сердце этой низкой женщины, а потом убила себя. Ашот Железный избежал бы той опасности, в которой он сейчас находится, Саак Севада и его сын не были бы ослеплены.

      – Как, царица? Неужели и ты узнала об этом в крепости Тавуш?

      – Да, Седа, во дворце этой низкой женщины, через несколько дней после нашего приезда.

      – Каким образом?

      – Ты помнишь, как однажды князь Амрам, возбужденный вином, забыв о своем достоинстве, принялся любезничать с княгинями. Я удалилась из зала. Какая-то непонятная тоска овладела мною. Я не знала, чем рассеять ее. Я не хотела, чтобы кто-нибудь из княгинь сопровождал меня, и пошла одна бродить по дворцу. Я надеялась встретить царя, который уединился для чтения писем, полученных из Еразгаворса. В одном из покоев я вдруг услышала его голос и радостно пошла к двери, которая вела в покои княгини Аспрам. Здесь я услышала голос княгини. Я думала, что она занята хозяйственными делами, и очень удивилась, что они оказались вместе. Ужасное предчувствие стеснило мое сердце. Дыхание прерывалось… Я подошла к дверям со страхом и надеждой, открыла их, и что же я увидела?.. Седа… О, зачем в эту минуту я не задохнулась, зачем не умерла?.. Княгиня Аспрам… в объятиях царя…

      – Боже мой!..

      – Да, мой Ашот, властелин моего сердца, сидел, обнявшись с женой Цлик-Амрама… Ах, Седа, понимаешь ли ты, как я была потрясена?.. Гром и молния не могли бы столь безжалостно поразить мое сердце…

      – Что же ты сделала?

      – Ничего. Они оба побледнели, как мертвецы. Я же молча вышла оттуда и уединилась в одной из соседних комнат.

      – Тогда-то ты и заболела?

      – Да, от страданий, причиненных мне этой роковой встречей… Я болела тогда целых два месяца.

      – И ты никому ничего не сказала?

      – Не сказала, чтобы не разрушить семью армянского царя. Я не хотела рукой дочери Саака Севада нанести удар армянской короне и престолу. Ах, зачем скрывать, Седа? Я не сказала никому, чтобы не возрадовались мои соперницы, чтоб завистливые княгини не ликовали, а мои бывшие женихи не насмехались над моей гордостью.

      – Бедная моя госпожа… – прошептала Седа.

      – И все же за свою гордость я жестоко наказана…

      – Бог милостив, царица. Не может быть, чтобы та, что так геройски перенесла свое горе, не вкусила бы вновь прежнее счастье.

      – Милая Седа, как ты добра… Но разве мертвые в наши дни воскресают? Встань, мать Седа! Пойди отдохни. Я тебя утомила, прости меня.

      Седа, давно ожидавшая этого приказания,