Там, где сходятся меридианы. Виктор Гришин

послышалось в ответ.

      – Как не знаю, куда она делась? – не сдавалась баба Надя.

      – А так, не знаю, – буднично произнес Данилка. Потом добавил: – Спилась.

      Баба Надя охнула. Что угодно она могла услышать от мальчишки, но чтобы такое… Спилась женщина! Спилась мать и оставила ребенка. Такое русской женщине не могло придти в голову. Данилка тем временем шумно пил сладкий чай.

      – Так дом-то у тебя есть? – обреченно спросила она.

      – Не-а, – как-то просто ответил Данилка, дотягивая сладкий чай из блюдечка.

      Баба Надя вздрогнула: уж очень он напомнил ей своих внучат, которые сейчас жили в средней полосе.

      – Как это нет? – строго спросила баба Надя. – Ты где же раньше жил? – Не отставала она.

      – Да здесь, на Зеленой, – нехотя ответил мальчишка.

      Он задумался о чем-то своем и разглядывал блюдце. Баба Надя житейской мудростью поняла, что больше ни о чем его не нужно расспрашивать. Этот мальчонка с удивительно прозрачными голубыми глазами хлебнул столько, что не каждому взрослому под силу. Она вздохнула и добавила:

      – Ты отцу Владимиру скажи, что заехать домой нужно. Вещички какие-никакие взять нужно.

      Данилка задумчиво уставился в донышко блюдца. Какой дом?! Какие вещички?! Что он мог сказать этой заботливой старушке, что мать давно пропила все, что было в доме? Мало вещи, она пропила и комнату в коммунальной квартире. Чужие люди поменяли замок в комнате, и Данилка оказался на улице.

      – Не, – сказал Данилка, выбираясь из-за стола. – Никуда я не пойду. – Потом добавил тише: – Никуда я не пойду.

      Баба Надя все поняла, что творилось в душе у мальчонки.

      – Ну и ладно, не хочешь – не ходи, – скороговоркой, по-стариковски, заговорила она: – Иди пока, поиграйся во дворе. Отец Владимир закончит дела, и поедете с божьей помощью.

      Она быстро перекрестилась. Данилка хмуро усмехнулся.

      Поиграйся! Как это давно было, когда он мог со своими сверстниками погонять мяч по улице и, услышав крик матери, что пора ужинать, крикнуть в ответ: «Иду, ма…»

      Сглотнув ком в горле, он вышел из поварни и подошел к забору из кованого железа. Перед ним лежала улица Зеленая. Его улица, знакомая с детства. Он взялся за холодные прутья забора и прижался к ним лицом. Холодный металл приятно обжигал мальчишеское лицо. Он смотрел на свою улицу и понимал, что видит ее в последний раз. Не будет у него ни дома, ни улицы. Все в прошлом. Дом, улица. Да что там дом и улица! Страна, и та в прошлом. Его неожиданно отвлек собачий визг, и что-то мокрое и холодное ткнулось в руки. Данилка вздрогнул, очнулся и посмотрел вниз. Там он увидел собачьи лапы и черный мокрый нос.

      – Тузик! Ты! Ах, бродяга! Не забыл друга по несчастью.

      Тузик в ответ скулил и тянулся к Данилке, но фундамент стены мешал ему. Данилка просунул руки через прутья и, схватив собаку за бока, приподнял ее.

      – Тузик! Тузик! – повторял он, сжимая кудлатого грязного пса.

      Тот, благодарно повизгивая, вылизывал лицо мальчишки.