Друзья Пушкина в любви и поэзии. Николай Шахмагонов

университетских друзей Блудов, Дашков, Уваров и другие, впоследствии известные люди.

      Именно в пансионе, где большое значение уделялось творчеству воспитанников, Жуковский в 1797 году написал «Мысли при гробнице». Эти мысли навеяло печальное дня него известие о смерти старшей сестры и крёстной Варвары Афанасьевны Юшковой.

      А потом были опубликованы «Майское утро» (1797), «Добродетель» (1798), «Мир» (1800), «К Тибуллу» (1800), «К человеку» (1801) и другие. Тогда же попробовал свои силы и в переводе романа Коцебу «Мальчик у ручья» (Москва, 1801).

      Вот, казалось бы, «Майское утро» – гимн Природе, её красотам:

      Белорумяна

      Всходит заря

      И разгоняет

      Блеском своим

      Мрачную тьму

      Черныя нощи.

      (…)

      Грезы, мечтанья,

      Рой как пчелиный,

      Мчатся за ним.

      (…)

      Бабочка пестра

      Вьётся, кружится

      И лобызает

      Нежно цветки.

      (…)

      И вдруг… Философские строки. Откуда, ведь идёт 1797 год, и Жуковскому всего 14 лет!

      (…)

      Жизнь, друг мой, бездна

      Слёз и страданий…

      Счастлив стократ

      Тот, кто, достигнув

      Мирного брега,

      Вечным спит сном.

      Но вот 1795 год. Жуковскому 15 лет. И снова удивительные, не по возрасту серьёзные строки… «Добродетель»…

      Под звёздным кровом тихой нощи,

      При свете бледныя луны,

      В тени ветвистых кипарисов,

      Брожу меж множества гробов.

      Повсюду зрю сооруженны

      Богаты памятники там,

      Порфиром, златом обложенны;

      Там мраморны столпы стоят.

      Обитель смерти там – покоя;

      Усопших прахи там лежат;

      Ничто их сна не прерывает;

      Ничто не грезится во сне…

      Но все ль так мирно почивают,

      И все ли так покойно спят?..

      Не монументы отличают

      И не блестяща пышность нас!

      Порфир надгробный не являет

      Душевных истинных красот.

      (…)

      А далее… В пятнадцать лет Василий Жуковский уже понимал такое, что не под силу понять порой и в зрелом возрасте тем, кто видит смысл жизни в стяжательстве, в богатстве, в ложной славе.

      (…)

      И медны рушатся врата.

      Падут и троны и начальства,

      Истлеет посох, как и скиптр;

      Венцы лавровые поблекнут,

      Трофеи гордые сгниют.

      (…)

      И твёрдо заявлял в заключительных строфах стихотворения, что

      (…) останутся нетленны

      Одни лишь добрые дела.

      Ничто не может их разрушить,

      Ничто не может их затмить.

      Пред богом нас они прославят,

      В одежду правды облекут;

      Тогда мы с радостью яви́мся

      Пред трон всемощного творца.

      О сколь священна, Добродетель,

      Должна ты быть для смертных всех!

      1801 год.