Юмористические рассказы. Часть вторая. Геннадий Мещеряков

что, дулак? На мне.

      Успокоила

      Самолет падает. Стюардесса успокаивает пассажиров.

      – Сколько вам лет, дедушка?

      – Еще способен.

      – Я о годах,

      – Годы определяются не цветом волос.

      – Оплакивать будут, если, не дай Бог, в турбулентность попадем, и крыло отвалится?

      – Не отвалится, я конструктор этого самолета и знаю, скоро он выйдет из штопора. – При этом слове спящий сосед приоткрыл глаза и снова закрыл. – А плакать есть кому. Младшей дочке у меня три года, а правнуку тридцать.

      Задержав на лице улыбку, стюардесса двинулась дальше.

      – Вы, девушка, занимаете с детьми три кресла. Сколько их всего у вас.

      – Шестеро.

      – А на вид вам не больше двадцати.

      – А мне действительно столько. Лечу на свой день рождения к мужу со всем выводком.

      – Клушке парашюта не надо, – вздохнула стюардесса.

      – Муж попросил привезти всех, скучает, год на заработках.

      – А как вы успели шестерых, годами не видитесь.

      – Седьмой раз лечу к нему.

      – Седьмого ребенка может и не быть?

      – Будет, мы, Ибрагимовы, как кролики.

      – Дай Бог.

      В конце салона постоянно прикладывался к плоской бутылочке бородатый священник.

      – Боюсь высоты. Ты уж прости, дочь моя. Так и кажется, проваливаемся в преисподнюю. Чресла сдавило.

      – Вам то чего бояться, батюшка, если, – стюардесса перекрестилась, – случится катастрофа: в рай попадете.

      – Я уж лучше на Земле, и матушка, – он запел, – ждет меня домой, ждет – печалится. Я до церкви запевалой в хоре был, и мирские песни люблю. Думаю, Бог не обидится, если мы с тобой причастимся, ведь мы не на Земле – в эфире.

      – Все на Земле будем: и божьи люди, и миряне.

      – Смотри, дочь моя, на уровень коньяка в бутылке, меняется он.

      – Родной мой поп, – бросилась ему на шею стюардесса. – Будем жить!

      Как я выбился в середняки

      Все меня спрашивают, как я, мусульманин, торгуя свининой, в середняки выбился. Овечек мало стало, а коров лет десять доить надо, только потом – на мясо. Какое это мясо – говядина какая-то.

      Перекрестился я, бог один – вера разный, начал разводить свиней. У коров – один теленок, у свиньи – двадцать. Самый спелый отрасль.

      Сначала жене надел намордник, чтобы в свинарник зашла. Потом уговорил родственников – Ахмеда с Махмудом. Пригласил с гор Али-Бабу с разбойниками. Выгоднее, мол, чем резать неверных, и своя голова без папахи не останется.

      Вторая жена у меня русская. Ибрагим, говорит она, сделай так, чтобы мусульмане ели свинину. Пьют они давно, как свиньи, особенно твои Ахмед с Махмудом. Прибыль удвоишь.

      Начал с лекции «Почему французы едят жаб, а китайцы все, что движется?» Удивились: это ж надо – жаб. Свинья против жабы – молодой барашек. Попробовали, и, Аллах Акбар, затрещали щеки от сала и шашлыка. Больше стало денег, и я третью жену взял – тоже русскую. Строгая. Сам побаиваюсь ее. Предложила способ борьбы с пьянством,