Тяжело ковалась Победа. Иван Леонтьев

Дамка, – виноватым голосом повторял я.

      – Да-а-амочка, Да-а-амочка, – взывал Гера.

      Но собачка не откликалась. Не услышав шороха и не увидев шевеления соломы, я подумал, что она убежала, как только мы перестали ее кормить. Оставив глиняный черепок (на случай, если Дамка прибежит), мы ушли в избу.

      На следующий день письмоноска принесла «за так» пол-литровую банку топленого масла и велела Марии Михайловне пить по ложке натощак, а через пару дней пришла с общипанной курицей, сварила ее в чугуне, напоила Марию Михайловну бульоном и наказала пить его по стакану три раза в день.

      Хозяйка притащила на салазках мешок крупной картошки, и мы зажили.

      Мария Михайловна выпила куриный бульон, мясо досталось нам, а косточки мы отнесли Дамке, где стоял черепок с замерзшим молоком и картошкой.

      Пурга улеглась. Погода установилась тихая, морозная, солнечная.

      Выпив половину масла, как советовала почтальонша, Мария Михайловна медленно начала набираться сил: она уже поднималась с топчана и бродила по избе, а спустя несколько дней уже топила печку и готовила еду.

      Я без особого желания пошел в школу, а Элла и Гера остались у Марии Михайловны на посылках.

      Каждый вечер Мария Михайловна вздыхала, вспоминая мужа, и печалилась, что долго нет ответа.

      – Жив ли он? – задавала она этот горький вопрос. – Значит, что-то неладно с ним, – сокрушалась она.

      Перед Днем Красной армии Мария Михайловна решила навести порядок в избе и в пристройке. Она складывала кучнее разбросанную солому, я расчищал проход от снега, а Гера и Элла подбирали в кучку разные веточки и палочки. Неожиданно Мария Михайловна ойкнула и с опаской взглянула на нас. Мы все подбежали к ней, ожидая что-то увидеть.

      Мария Михайловна поняла, что без объяснений не обойтись, и подняла пласт соломы:

      – Дамка уснула, дети.

      Я увидел нашу любимицу, с пучком соломы в согнутых передних лапках. Было такое впечатление, что она цеплялась за солому, пытаясь выбраться из норы. Мне казалось, что она вот-вот подпрыгнет и, радостно повизгивая, будет стараться лизнуть нас своим шершавым язычком.

      – Ой! – испуганно выдохнула Эллочка.

      – Тихо, – сказала Мария Михайловна.

      Гера начал тыкать меня кулаком в бок и приговаривать:

      – Жадина! Жадина! Это ты съел ее картошку…

      Дамку было жалко, но когда я ел ту картошку, она уже уснула.

      – Когда она проснется? – спросила Эллочка.

      – Тихо. Пусть спит, – ответила Мария Михайловна.

      На улице с каждым днем становилось теплее. Снег на солнце становился водянистым.

      Восьмого марта к нам пришла почтальонша. Из кармана у нее торчала бутылка красного вина, под мышкой – круг конской колбасы, а в руке она держала банку топленого масла.

      Выпив почти все вино сама, она несколько раз поздравляла Марию Михайловну с праздником и на все лады расхваливала ее за стойкий ленинградский характер. Она много раз принималась ее целовать, что-то начинала говорить, обнимала, объяснялась