Секрет политшинели. Даниил Альшиц

мне показалось, обрадованный этим, помахал в ответ.

* * *

      Шагая по кювету, мы зашли за очередной трамвайный поезд. Андрей остановился и стал смотреть на удалявшуюся от нас группу.

      – Ну что творят, что делают! – вырвалось у него.

      Женщины недолго шли одна за другой по кювету. Где-то впереди, ближе к Стрельне, часто рвались снаряды и мины. Чаще стали бить с моря корабли. И матери не выдержали, не сдержали своих обещаний. Они не шли, а бежали. Каждая старалась вырваться вперед, обогнать других. Многие бежали правее кювета по траве. Трое или четверо то бегом, то шагом спешили по шоссе.

      Сечкин и его долговязый товарищ пытались восстановить порядок. Они то забегали вперед, задерживая сильно вырвавшихся, то сгоняли в кювет бегущих по дороге, что-то кричали… Это мало помогало и, пожалуй, создавало еще больше сумятицы.

      – Андрей, надо бы помочь этому Сечкину, – предложил я.

      – Трудно теперь помочь. Разве что так…

      Шведов вскинул винтовку и трижды выстрелил в воздух. Женщины замедлили шаг, многие оглянулись. Шведов погрозил им кулаком и жестами показал, чтобы они спустились в кювет. Сечкин, воспользовавшись моментом, построил всех гуськом, и движение пошло в прежнем порядке. Но очень скоро опять началась толчея, и женщины снова повыскакивали кто на поле, кто на шоссе. К моменту, когда группа подошла к повороту и стала скрываться с наших глаз, было ясно, что она опять рассыпается в беспорядочно бегущую толпу.

      – До добра эти бега не доведут, – сказал Андрей. – Не справиться Сечкину с этой бабской ротой.

      – Так догоним их!

      – Этих мамок ничем теперь не удержишь. Не стрелять же в них. Да хоть и стреляй, не остановятся. Неправильно лейтенант сделал. Нельзя было их выпускать.

      – Как? – изумился я. – Вы бы их не выпустили?

      – Ни под каким видом, – отрезал Андрей.

      Вот, оказывается, почему он молчал, когда все другие просили лейтенанта пропустить женщин.

      Спорить с Андреем мне сейчас не хотелось, поскольку дело было сделано, женщины шли в Стрельну и уже скрылись за поворотом. Но удивлен я был крайне. Выходит, симпатичный Андрей – сухой, жесткий человек. А Кратов, который мне так не понравился, оказался человеком сердечным. Он жарче всех вступился за несчастных матерей.

      Я оглянулся на моряка – как они там с Нюркой?.. Но позади нас никого не было видно.

      – Наши куда-то подевались, – сказал я подчеркнуто безразличным голосом.

      – Кто? – Шведов, не оглядываясь, продолжал идти.

      – Павел и Нюра.

      – Быстро они.

      – Что – быстро?

      – Быстро, говорю, они в кусты отправились.

      От этих слов на душе стало плохо. Я, конечно, не ребенок. Пашку Кратова я очень даже хорошо понимаю. Но Нюрка! Так сразу, с незнакомым! И притом без всякого стеснения. Знает же, что мы заметим их исчезновение. Нет, все-таки и Кратов хорош! Нашел время!.. Ну черт с ними! Постараюсь о них не думать, хотя это и нелегко. Буду думать о другом.

      – Андрей, побежим, догоним женщин. Поможем Сечкину.

      – Бесполезно.