След в след. Владимир Шаров

жить заново, он понял, что у него на это нет сил, что он уже давно себя пережил и тот остаток, что ему дан, хочет провести среди других людей, доживающих свой остаток, – в монастыре. Думал он и о том, что должен узнать веру, в которую перешел. Феодосий разрешил ему жить в лавре (в основном он лежал в монастырской больнице), но на пострижение неизвестно почему согласия не дал. Виделись они часто, почти каждый день подолгу гуляли и внутри лавры, и вокруг. Феодосий не знал древнееврейского, но перевод Ветхого завета, который тогда делали и по главам присылали на отзыв, ему не нравился, каждый раз он приносил Шейкеману лист с несколькими библейскими стихами и спрашивал его мнение.

      Феодосий был духовным отцом Шейкемана, исповедовал его, знал о нем все, но, когда Шейкеман через полтора года вновь завел речь о пострижении, снова отказал, запретил и думать, да еще накричал. Дня через два сам вернулся к этому разговору и сказал, что Шейкеман должен подготовиться к экзаменам за курс семинарии, сдать их и принять сан, с его способностями и знаниями года на это за глаза хватит. Шейкеман подчинился. В апреле восемьдесят второго года он успешно сдал экзамены, почти сразу женился на некой Наталье, дочери покойного фряновского попа отца Сергия Славского, а летом того же года очень торжественно, в присутствии Московского митрополита и многих троицких монахов, был посвящен в сан и получил приход своего усопшего тестя. Фряновским отцом Петром он прожил всего два года. Брак начался счастливо, уже в конце первого года супружества матушка родила ему дочь Ирину (крестным был отец Феодосий), ждали еще ребенка, но весной восемьдесят пятого года Наталья простудилась, слегла и в неделю умерла.

      Ирина тогда только научилась говорить «мама» и три месяца звала ее и звала: «Мама! Мама!» Отец Петр думал, что сойдет с ума. Так она просто звала, а когда кто-нибудь приходил, кричала, только кормилицу иногда подпускала, и то ночью, во сне, не разбирая, тогда ее и кормили. Похудела она страшно, весила как годовалая, и врачи думали, что не выживет. Через год Ирина перестала звать мать, забыла это слово и потом, даже когда выросла, всегда была уверена, что мать предала ее и бросила. В отца она была влюблена, и он в нее тоже. Вскоре после смерти матушки отец Петр оставил приход, снова переехал в Сергиев Посад, но пострига, хотя Феодосий теперь предлагал, не принял, остался в миру, чтобы по-прежнему воспитывать Ирину. Феодосий сделал его в лавре библиотекарем, и он прослужил на этом месте до самой смерти в 1901 году.

      Кроме Ирины и своих непосредственных библиотекарских обязанностей он позже, отойдя от смерти жены, много занимался двумя темами. Первая была связана с Ветхим заветом, грехопадением Адама, идолопоклонством его потомков, обращением и избранием Авраама, обетованием ему и его роду. Как мне кажется, именно через род, через жизнь рода он смотрел на начальную библейскую историю, на все – на смерть и спасение, на праведность и грех. Эта его история человеческого рода – его начала, продолжения и конца – во