Солнце на антресолях. Наталия Терентьева

ему не понравилось мое замечание. Он изо всех сил старается быть современным, модным и молодым.

      – Нет, я за чистоту русского языка выступаю. Это плохое слово. Давай, говори, – подтолкнула я Джонни. – Я тебе объясняла в прошлый раз.

      – Это… – Мой полубрат поскреб висок обгрызанными ногтями. – Это…

      – Это наркоманский термин, папа, – пришлось сказать мне, потому что Джонни явно не хотел нарываться. Или забыл, что надо отвечать.

      – Так! – Папа сгреб в охапку Глебушку, который слушал меня с открытым ртом. – А вот мы такие слова не разрешаем в нашей семье говорить, да, пацаны? А мы ничего не слы-ышим, мы ничего не слы-ышим…

      Джонни выразительно скривился. Понятно, что он за меня – я ему нравлюсь, и он не воспринимает меня как сестру, а папа – это просто папа. Папа устарел по умолчанию – для Джонни, по крайней мере.

      Молча мы дошли от стоянки до зоопарка. Глеб начинал что-то говорить на разных языках, чтобы привлечь наше внимание, но каждый был занят своим – папа переписывался с кем-то в телефоне, Джонни шлепал рядом со мной, то и дело наступая мне на ноги.

      – Кому рассказать анекдот? – Папа наконец оторвался от телефона.

      – «Пришел мужик домой…»? – засмеялась я.

      – Нет, почему? – удивился папа. – Сидят русский, американец и еврей…

      – Евйеям делают объезание! – объявил громко Глебушка.

      Папа обернулся – не слышит ли кто. Неудобно как-то… А ведь затыкать Глебушку нельзя! Это закон воспитания будущих гениев, иначе у них в голове остановится мощный поток – если ставить ему на пути преграды. Если папина жена узнает, что папа затыкал сыну рот, папе не поздоровится.

      – Расскажи, расскажи! – пихнул младшего брата Джонни. – Давай, давай! Поподробнее!

      Папа тем временем расплатился в кассе и, стукнув Джонни кулаком в плечо, крепко взял Глебушку за руку.

      – Во-от, – громко и весело сказал папа, – а при совке-то карточек не было! – и убрал платиновую карточку в кошелек. – Как мы жили? Не представляю!

      – Расскажи, – мирно попросила я и взяла папу под руку. Этот нехитрый жест дружбы и родственной близости обычно действует безошибочно, и сейчас подействовал.

      Папа засопел, не отпуская Глеба и не вырываясь от меня, поправил мне шарф, кивнул:

      – И расскажу. А то вы ведь не знаете, как нам тяжело жилось. Нас заставляли быть пионерами. И комсомольцами. И… этими…

      – Колхозниками! – подсказал Джонни и тоже попытался поправить мне шарф.

      – Да, и колхозниками, – кивнул папа. – Но я имел в виду октябрят. Вся страна была как армия.

      – А что ж тут плохого? – удивилась я. – Даже если это и так. У России два союзника – армия и флот…

      – По свистку вставать, – раздраженно перебил меня папа, – по окрику ложиться спать, есть по часам – тебя бы это устроило?

      – Разве вы ели по часам? – осторожно переспросила я папу. – И вставали по свистку?

      – А кто тебе свистел? – спросил Джонни. – Твоя мама? Класс…

      – Квас, квас!!! –