Дневник полковника Макогонова. Вячеслав Немышев

Старому: – Мишаня ваш, тот, который со скорпионом на плече, как летел домой, так его и приняли в аэропорту. Собака среагировала на его ноги.

      – Средство.

      – Чего?

      – Средство от грибка, говорю, хорошее – тротил. На, попробуй.

      – Запалишься, тебе ж домой скоро. Мишаню в камеру посадили как террориста, будто он хотел взорвать самолет. Он ментам долго объяснял, чего и где надо мазать этим гребаным тротилом. Могли и деньги отобрать, ведь все ж с деньгами едут.

      – Мишаню кинуть, сноровка нужна. Крепкий пацан. Дать тротилу?

      – Тьфу ты! С ним как с человеком, а он все рожи корчит.

      Вздохнул Старый. Он у саперов – как Савва в разведке: на него шумнуть можно, он не обидится.

      – Я на поезде поеду. Там собак нет.

      Но как задумался Старый о деньгах, так и собрался идти искать ротного. Думал, что сумеет уговориться с ротным, и не останется он в дураках. И потопал через комендантский двор к штабу.

      Ленинская комендатура – подразделение не для прогулок патрулей с красными повязками по городу, поимки «самоходчиков» и выдачи всяких справок, как в обычных городах. Это боевая тактическая группа с приданной ей техникой: автопарком, бронемашинами, зенитной установкой и минометной батареей двух калибров. Народу в комендатуре чуть меньше, чем батальон – человек под триста личного состава. Комендатура – крепость. Даже если и атака со всех сторон, сразу не возьмешь: мины понаставлены кругом; подходы пристреляны минометчиками, снайперами. На крыше штаба за мешками с песком пулеметчики, автоматчики дежурят сутками. Пулемет крупнокалиберный «Утес». Сильна была Ленинская комендатура. Но народ служил разный. Многих Старый в лицо только и знал: среди контрактников попадались такие, что сразу с контракта шли на тюремные нары; кто, спившийся в конец, вышвырнут был за ворота – и добирайся до Большой земли как хочешь. Пьяным, как и дуракам, говорят, везло. О героизме как-то не принято было говорить – все больше молчали. Поминали. Еще сглазить на себя боялись, – все ж суеверные, и верующие все, конечно, были.

      Колонна, что вернулась из Ханкалы, вытянулась по двору. Мотались в группировку за боеприпасами, обмундированием. Уазик комендантский ходил с колонной. У коменданта свои дела. Старому до его дел, как до синих гор, что можно было разглядеть в ясное утро. Горы Старый не любил – лес любил, реку любил. Рыбалить любил – так, чтобы развалиться на берегу и на поплавок поглядывать изредка, и пивко потягивать мелкими глотками.

      Возле бензовоза – ротный Дубинский и зампотыл Василич.

      Старый как их увидал, сразу просек – не лезть пока, уж больно у них вид заговорщицкий. Это не как Тимоха с Макогоновым. Разведка. У разведки вид не заговорщицкий, а такой, что лучше не попадать к ним. Вон, сдали залетчика с минометного взвода, тот и протрезвел враз, и тут же накатал рапорт на увольнение. Неделю после разведки лежал, ребра пока срастались.

      Ротный Дубинский с Василичем не отходят от бензовоза. Ухмыльнулся про себя Старый, решил