Название | Святой Фома Аквинский |
---|---|
Автор произведения | Гилберт Честертон |
Жанр | Биографии и Мемуары |
Серия | |
Издательство | Биографии и Мемуары |
Год выпуска | 1933 |
isbn | 978-5-4467-1424-7 |
Парадокс истории в том, что каждое поколение людей спасает святой, ничуть на них не похожий. Викторианцев странно и неудержимо влекло к святому Франциску – их, англичан XIX века, казалось бы, вполне довольных своей торговлей и своим здравомыслием. Не только вполне благодушный Мэтью Арнольд, но те либералы, чье благодушие было для него чрезмерным, медленно открывали тайну средневековья сквозь перья и пламя странной легенды, рассказанной Джотто[11]. Что-то в святом Франциске пробило самые известные и нелестные свойства английской души и вышли на поверхность другие, лучшие – скрытая доброта, мечтательная рассеянность, любовь к животным и пейзажам. Святого Франциска, единственного из средневековых святых, полюбили у нас за личные качества. Викторианцы почувствовали, что именно этих добродетелей не хватает их эпохе. Наш «средний класс» обрел своего миссионера в том, кого особенно презирал, – в нищем итальянце.
Девятнадцатый век ухватился за романтику францисканства, потому что в нем самом романтики не было. Двадцатый хватается за разумное богословие томизма, потому что в нем самом нет разумности. В чересчур благодушный мир христианство вернулось в образе бродяги; в мир, сходящий с ума, оно возвращается в образе учителя логики. Современники Герберта Спенсера искали лекарства от несварения, современники Эйнштейна ищут лекарства от головокружений[12]. Наши деды смутно почувствовали, что Франциск сложил гимн солнцу после долгого поста; мы чувствуем не менее смутно: прежде чем понять Эйнштейна, надо поверить, что вообще стоит понимать. Мы начинаем наконец догадываться, что если XVIII век считал себя веком разума, а XIX – веком здравого смысла, то XX может назвать себя разве что веком нездоровой бессмыслицы. В таких случаях миру необходим святой, но прежде всего необходим философ. Отдадим поколениям должное – и прежде, и теперь они выбрали правильно. Земля была слишком плоской для тех, кто особенно рьяно утверждал, что она кругла, и Альверно – гора стигматов возвышалась на ней, как на равнине. Для тех, кто отверг Ньютона заодно с Птолемеем[13], земля вообще не земля, а беспрерывное, бессмысленное и, видимо, бесконечное
8
«Вы – соль земли» – слова Христа ученикам (Мф. V, 13).
9
Бывший кайзер – Вильгельм II (1859 – 1941), германский император (с 1888 г.), свергнут Ноябрьской революцией 1918 г. Честертон намекает на жертвы 1 мировой войны.
10
«Если соль потеряет силу, что сделает ее вновь соленою?» – Мф. V, 13.
11
…странной легенды, рассказанной Джотто – о какой легенде идет речь, неизвестно. Возможно, Честертон имеет в виду портрет Франциска работы Джотто.
12
Современники Спенсера «искали лекарства от несварения», пресытившись всеми видами социальных теорий, ни одну не принимая слишком близко к сердцу. XX век – век Эйнштейна – сошел с ума, пытаясь воплотить свои теории в жизнь – ему нужно «лекарство от головокружения». Честертон выбирает Эйнштейна как опознавательный знак этой эпохи, поскольку физико-космогонические теории этих двух философов характерны для их времени. Спенсер представлял себе бесконечную однородную механически эволюционирующую Вселенную. Теория относительности, созданная Эйнштейном, описывает искривленное пространство, лишенное привычных пропорций.
13
Птолемей Клавдий (90 – 160) – древнегреческий астроном, создатель геоцентрической системы мира. В этой системе планеты, Солнце и звезды вращаются вокруг неподвижной Земли. Ньютон Исаак (1643 – 1727) – английский философ, физик и математик, основатель классической физики. И Птолемей, и Ньютон исходили из представления об абсолютности пространства и времени, отвергнутого теорией относительности Эйнштейна.