Говорю от имени мёртвых. Сергей Шангин

к тебе!

      – Михаил Григорьевич, вы останетесь здесь или с нами? – капитан лихорадочно собирался, торопясь на место пропажи девочек.

      – Конечно, с вами, да и Катя тоже. Так, Катя? – спросил я у девочки, не сомневаясь в ответе.

      – Конечно, вы ведь ни за что не найдёте те нужные шишечки, их триста лет никто не мог найти, а я нашла.

      Девочки были едва живы, когда их вынесли из подвала на руках и загрузили в машины «Скорой помощи». Мы проехали до больницы – мне хотелось в точности знать, что с девочками будет всё в порядке, а капитан надеялся взять показания, если врачи пустят в палату.

      – Поймите, – уговаривал он врача, – я не могу ждать, когда они придут в себя полностью. А вдруг в этом замешан какой-нибудь маньяк и завтра пропадёт ещё несколько девочек, вы готовы взять на себя ответственность за их жизни?

      – Позвольте, – отбивался врач, поправляя постоянно сползающие очки, – но они же сказали, что сами по своей воле пришли в этот подвал. Какие маньяки, что вы наговариваете ужасов?

      – Вы не понимаете, доктор, – упорствовал капитан, – зачастую жертвы не могут или не хотят признаться, что стали жертвами преступника. Ведь им может оказаться кто-то им хорошо знакомый, иногда даже близкий родственник или учитель. Они будут говорить всё, что угодно из опасения, что он снова может проделать с ними те ужасы, которые им пришлось испытать. Я должен поговорить с ними немедленно и не стоит препятствовать мне в исполнении служебного долга. Скажите, они могут разговаривать?

      Доктор кивнул, не в силах противостоять напору капитана Удальцова. Я мог лишь посочувствовать доктору, но позиция капитана мне казалась более правильной – нужно убедиться, что никто больше не пострадает.

      – Он пойдёт со мной, это наш эксперт! – безапелляционно заявил капитан и пригласил меня следовать за ним в палату.

      Девочки выглядели существенно бодрее, чем час назад – теплые одеяла, горячий бульон и сладкий чай наполнили их хрупкие тельца жизнью.

      Капитан с разрешения сидящих в палате родителей задавал им вопросы, они, перебивая друг друга, отвечали, а я смотрел на Катю Грибову, стоящую по ту сторону барьера с немым вопросом в глазах. Я взял её за руку, чтобы ей не было так одиноко.

      – С ними всё будет хорошо? – немного грустно спросила она, разглядывая девочек, лежащих в больничных кроватках.

      Я молча кивнул, чтобы не отвлекать капитана и детей от беседы.

      – Мне грустно, – пожаловалась Катя, – они меня не отпускают, а здесь у меня никого нет. Вы можете мне помочь, дяденька?

      Конечно могу, вот только нужно как-то объяснить девочкам, кто их спас на самом деле и почему этот человек сейчас мучается. Хорошо в сказках, там с самого начала понятно, что всё происходящее – вымысел. Можно погрустить, даже поплакать, а то и посмеяться, чтобы потом, закрыв книжку, забыть даже самую страшную сказку.

      Родители, конечно же, не поверили