Мелкинд Виллейн. Гай Юлий Орловский

и на всех четырёх вломился в кусты, прочь от нас, бешеных. Я указал пальцем вслед.

      – Не дайте уйти!!!

      Унрулия не обращает внимания, преклонила колени рядом со мной, тонкие пальцы прошлись, разминая, по ногам. Но я не чую прикосновений! Прикрыл в бессилии глаза.

      – Как угораздило! Зачем сунулся под удар? – укоризненно проговорила Унрулия. Я дёрнул плечом.

      – Дед приведёт ещё, надо уходить! – добавила Унрулия.

      – Не приведёт. Он утёк с твоим золотом, ищи теперь. Помогите забраться в телегу.

      Подхватили за ноги и за плечи, еле подняли.

      – Думала, ты – лёгкий! Камни на завтрак ешь?

      – Мясо тугое и кости крепкие. Эй, я вам не мешок с мукой! – крикнул я, когда перевалили через борт. Повозка выровнялась на все четыре колеса, и меня подкинуло ещё разок.

      Эритор в два касания на облучке, в руках вожжи. Щёлкнул неумело, понукая лошадь, но та затрусила сама, лишь бы прочь от побоища.

      – Дай погляжу! – запричитала Унрулия, пальцами задирает мне край куртки. – Ничего себе!

      – Что там, спина сломана? – с трагическими нотками спросил я.

      – Н-нет. Здесь огромный синяк.

      – Тогда почему отнялись ноги?! Это пройдёт?

      – Не знаю, к лекарю надо, в город. Или к магу толковому, только где их теперь взять… ты сам можешь что?

      Я прикусил губу.

      – В столицу ходу нет. Там смута и облыжные обвинения.

      Унрулия оставила в покое, на смуглом лице понятная бледность, и выражение, как если набрала воздуха, но не решается сказать.

      Возок бодро попрыгивает по лесной тропе, впереди светлеет. Унрулия сидит, приобняв сына, но поглядывает искоса и в мою сторону.

      – Скоро лесу конец. Куда отправимся?

      Я пригляделся к мельчайшим чёрточкам, они столь красноречивы! Женщина то хмурит брови, то вздыхает, тяжёлые думы морщат на миг гладкий лоб.

      – В Ретунии были, гм, есть маги знатные. Да и вы сможете пристроиться, переждать у моей родни, – проговорил я старательно ровным голосом.

      – У мелкиндов? – удивилась Унрулия, уголки губ пошли вверх в милой улыбке, на щеках снова ямочки. – Как среди вас спрячешься?

      – Нет, я вырос в семье людей.

      Унрулия хмыкнула, Эритор обернулся, рот приоткрыт, вот-вот муха влетит.

      – Почему это так удивляет? – спросил я.

      – Мне трудно представить, чтобы растила мелкинда, гнома, эльфа. Хотя эльфята – такие миленькие!

      – А гоблины?

      – Тьфу на тебя! Не смей говорить гадости при леди!

      Унрулия топнула ножкой и хмурит брови, но на губах улыбка.

      – О том и речь, кому милы эльфы, кому гоблины, но больше тех, кого терпеть не можем!

      – Виллейн, а кого не любят мелкинды? – заинтересовался Эритор.

      Я задумался.

      – Себя. Меня вот выкинули на растерзание пустынным ящерам – так говорила тётушка.

      Я свесил голову, но краем глаза вижу – Унрулия потянулась взять за руку, подбодрить.