Вранье. Жанна Тевлина

переживайте. Вас отвезут. В четыре часа будет подвозка на углу Герцеля и Смелянски.

      – В четыре утра?!

      – Ну, не вечера же. Туда ехать больше двух часов. В общем, я все вам рассказал. Не опаздывайте. Удачи. Бай!

      Шура еще какое-то время стоял с трубкой в руке, переваривая услышанное.

      В Иерусалим поднимались. Дорога закручивалась вверх по спирали, и, хотя подъем не был крутым, у Шуры закладывало уши и перехватывало дыхание. Он смотрел в окно, не отрываясь, боясь упустить любую деталь восхождения. Теперь он понимал, почему в Израиле говорят «подняться», а не «приехать» в Иерусалим. Сейчас он поднимался куда-то, правда, куда – он не знал, но точно знал, что так надо.

      Его попутчик, малоприятный мужичонка лет пятидесяти, сразу дал понять, что к беседе не расположен. Кроме того, он почти всю дорогу дремал и даже ни разу не взглянул в окно. Шура не выдержал и обратился к водителю:

      – А я первый раз в Иерусалим еду.

      Водитель не ответил и лишь еле заметно кивнул головой.

      – А мы по городу круг сделаем?

      – Какой круг?

      – Ну, там к Стене Плача.

      Водитель нехорошо усмехнулся:

      – К Стене Плача ты в другой раз поедешь.

      В обычной ситуации Шура бы обязательно расстроился из-за собственной нелепости, но сейчас слова не доходили до него. Он был в параллельной реальности. Голову сдавило в висках, как бывает при подъеме давления. Но это ощущение было странно блаженным, и хотелось, чтобы оно длилось и никогда не кончалось. Город был абсолютно белым и как будто необитаемым, вернее, не предназначенным для жилья. Только когда их сильно тряхнуло на светофоре, он увидел вокруг множество машин и людей, семенящих по переходу.

      Садик, который Шура сторожил, был для детей из религиозных семей. Он уже успел привыкнуть к виду ортодоксальных евреев, а вот детки его умилили. Они выглядели уменьшенными копиями взрослых: мальчики – в кипах с маленькими пейсами, девочки – в длинных темных юбочках и туфельках по моде шестидесятых. При этом играли и шумели они как обычные дети, и воспитательницы в строгих темных нарядах никак не обрывали их крик, а если обращались к кому-то, то голоса не повышали. Все опять казалось сказочным и нереальным, как будто он вернулся на пару веков назад. Однако к вечеру настроение испортилось. Вдруг смешной и абсурдной показалась его собственная миссия. Для чего он тут стоит с пистолетом? Смешно рассказать кому-нибудь. Ни дети, ни воспитатели его не замечали. Так, стоит какое-то неодушевленное чучело в дополнение к пейзажу. Он вдруг отчетливо вспомнил свой первый инструктаж. Его проводил некий Хаим, который на поверку оказался Фимой из Харькова. Этот Хаим особо подчеркнул, что они трудоустраивают шомеров по всей стране, но при этом всегда (он подчеркнул «всегда») находят объект рядом с домом. И работнику удобно, и фирма на подвозках экономит. Очень может быть, это исключительный случай, но спросить об этом было не у кого: по-русски никто вокруг не говорил, а на иврите он мог спросить только «манишма» и сам себе ответить «бэсэдер». Вспомнился ульпан, и впервые кольнуло, что он, возможно, упускает что-то важное, что