Тайная ночь. Чарлин Сэндс

все это неприятно. Кое-что вижу ясно. Остальное как в тумане. А есть целый пласт, который не могу вспомнить.

      Эмма плюхнула в стакан три кубика льда и налила ему корневого пива, которое он любил с детства.

      – Вот, выпей.

      – Спасибо, хотя сейчас бы не помешало что-то покрепче.

      – Доктор пока не разрешает. Ты еще пьешь обезболивающее, – ответила Брук тоном строгой матери. Как приятно видеть, что эти двое очень сблизились после переезда в Лос-Анджелес из Огайо.

      – Немного выпивки меня не убьет.

      – Давай не будем проверять, ладно? Я так переволновалась, когда тебя положили в больницу. А мама вернулась домой только два дня назад. Если я позвоню ей и скажу, что ты снова в больнице, у нее случится сердечный приступ.

      Дилан закатил глаза.

      – Видишь, как она хороша, Эмма, точно знает, как надавить на совесть.

      – Мне все известно о тактике Брук, – усмехнулась Эмма. Я с ней работаю.

      – Эй! – воскликнула Брук. – Ты должна быть на моей стороне!

      – Как я сказал, Эмма – дипломат. Спасибо за пиво.

      Он поднял стакан в шутливом тосте, повернулся и отошел.

      – У него все будет хорошо, – заверила Брук, провожая его взглядом. – Просто нужно делать все возможное, чтобы помочь ему.

      Желудок Эммы свело от тоски и страха. Теперь утаивать что-либо от Брук невозможно. Обычно они делились всем. Но она не может вот так, ни с того ни с сего, признаться: «Я упросила твоего брата переспать со мной в ночь блэкаута и сейчас помню лишь тяжесть его тела на моем, жаркое дыхание и непристойности, которые он шептал мне на ухо».

      Она не помнила, как легла в постель, когда он ушел той ночью. Не могла вспомнить, чем все закончилось. Были ли его прощальные слова признанием огромной ошибки? Или он пообещал позвонить? Он понятия не имел о том, что они делали, но, боже, она тоже плохо соображала той ночью.

      – О господи, – промямлила она.

      – Что?

      – Ничего. Совсем ничего.

      – Брук, ты сегодня проделала огромную работу, – заметила Каллиста с улыбкой на миллиард долларов, опираясь на гранитный островок и выпячивая напоказ грудь.

      Солнце зашло, и почти все, кроме нее, уже ушли.

      – Ты облегчила день твоему брату.

      И не только я, Калли. Эмма взяла на себя половину работы, и мы были на все готовы, лишь бы помочь Дилану пережить этот день.

      Взгляд Каллисты метнулся к Эмме, словно она только сейчас заметила девушку.

      «Привет, я не невидимка».

      – Конечно, и ты тоже, Эмма, – пропела Каллиста тоном, которым обычно говорят с детьми. Почему богатые влиятельные женщины так остро чувствуют свое превосходство? По праву больших денег? – Великолепная работа.

      – Дилан – мой друг, и я счастлива помочь.

      Каллиста коротко кивнула, смерила Эмму взглядом, словно решая, стоит ли с ней соперничать, и отвернулась, очевидно списав ее со счета.

      – Брук, не знаешь, где Дилан? Хочу попрощаться с ним и сказать, что его надгробная речь была трогательной.

      – Знаю. Он просил попрощаться