Кровавый рассвет. Натали Якобсон

ринувшейся за ним. Теперь у них точно будет пир. Крики, чавканье, хруст костей и кровь, от которой Николетт уже не потребует своей доли. Ей должно было бы приятно просто смотреть, как незнакомца в рясе раздирают ее слуги, словно ягненка в мясной лавке.

      Голова монстра, стоявшего сзади, склонилась к ее лицу. Огромные крылья шелохнулись, подобно тени. Это хороший знак, без слов сообщал он, враг сам пришел, чтобы сложить свои кости на твоем приветствии. Почти верный знак победы.

      Возможно и так. Николетт равнодушно допила остатки крови и бросила чашу на пол. Пир так пир!

      Пророческие сны

      Фердинанд метался на узкой койке в своей келье. Шелковистые русые пряди разметались по жесткой подушке. Роскошь на нищенском полотне. Внешность юноши осталась его единственным достоянием. Человеческая красота горит подобно свече в бедной серой обстановке. Ну и еще аромат роз за красивым переплетом стрельчатого окна также напоминал о том блестящим мире, в котором Фердинанд жил когда-то. Все осталось в прошлом. Кроме запоминающегося лица, которое многие могли узнать. Посмеялись бы над ним прежние знакомые или содрогнулись бы от увиденного? Блистательный юный аристократ с отличным состоянием и родословной принес себя в жертву ради веры. Ну, разве не больно и не смешно? Кто бы еще сделал так? Многие сочли бы Фердинанда глупым, а не избранным. Или и вовсе безумным. Но разве святые, отрекавшиеся от всего и шедшие на муки по собственной воле, не были для мира безумцами?

      Вопреки убеждением мира, в котором родился, Фердинанд готов был принять сан не ради продвижения по социальной лестнице, как это случалось для многих кардиналов и епископов. В противовес им он не был младшим или вторым сыном знатного семейства. Он был первым и единственным ребенком. Были бы живы его родители, и они сошли бы с ума от безрассудства сына и наследника. Но они умерли… Фердинанд воспринял их смерть, как знамение. Он считал себя созданным для того, чтобы принести себя в жертву служению богу. А бог воплощался для него в том мраморном ангеле у алтаря.

      И сегодня после принятия рокового решения этот ангел оказался, как будто совсем близко. Казалось, стоит всего лишь протянуть ладони, и он коснется чего-то живого и священного, а не мрамора.

      Говорят, что зло тоже может быть священным. Фердинанд даже не помнил, кто из святых отцов это ему сказал и с какой целью. Возможно, это была всего лишь метафора. Глубокомысленные и жестокие слова сильно запали в душу. Фердинанд практически видел их выжженными огнем на голой стенке своей кельи. Обстановка вокруг казалась такой убогой, но его сны неизменно оставались божественными. Иногда они были даже прекраснее, чем мечты. Ведь мечтать он себе практически не позволял. Он старался ни чем не отвлекать свои мысли от молитвы.

      И сегодня во сне он наконец-то получил желанный ответ на все свои долгие посты и моления. Ему снилась она… Точнее, ему снился мраморный ангел из собора. Только во сне статуя