Курс любви. Ален де Боттон

рационально обоснованной системой мотивов, которой может поделиться с сомневающимся или горячо интересующимся. Но вместо рационального у него – обилие чувств. Чувство, что никогда не позволит ей уйти, – ведь у нее широкий открытый лоб и верхняя губка так чуть-чуть нависает над нижней. Чувство, что он любит Кирстен за ее крадущуюся легкость, умение заставать врасплох, за ее находчивость, эти черты вдохновляют ласково ее называть крыска и кротик (к тому же ее необычная внешность заставляет его чувствовать себя умным, раз уж он находит ее привлекательной). Чувство, что ему нужно жениться на ней, потому что ее лицо становится таким прилежно сосредоточенным, когда она печет пирог из трески со шпинатом, потому что она так мила, когда застегивает свое коротенькое пальто с капюшоном, потому что она выказывает столько тонкого ума, когда копается в душах знакомых. По сути, нет ни одной серьезной мысли, доказывающей необходимость брака. Он никогда не читал книг про этот общественный институт, в последние десяток лет ни разу не провел больше десяти минут с малышом, никогда цинично не выпытывал секреты у какой-либо супружеской пары, тем более не вел сколько-нибудь глубоких разговоров с разведенными и не смог бы объяснить, отчего большинство браков распались, если не считать общий идиотизм и отсутствие воображения у людей, состоявших в этих браках.

      На протяжении большей части писаной истории люди сочетались браком по логически объясняемым причинам: ее надел земли примыкал к его, у его семьи был процветающий зерновой бизнес, ее отец состоял в городском магистрате или был мировым судьей, имелся замок, который нужно было содержать, или обе родительские четы придерживались единого понимания какого-либо текста из Священного Писания. И из таких-то осмысленных браков и проистекали одиночество, насилие, измены, побои, жестокосердие и истошные вопли, слышные через двери детской комнаты.

      Брак по расчету вовсе не был, с любой искренней точки зрения, осмысленным: часто он бывал целесообразным, деляческим, снобистским, носил характер эксплуатации и насилия. Вот почему пришедший ему на смену брак по велению сердца по большей части не нуждается в самоотчете. Имеет значение то, что двум людям отчаянно хочется, чтобы это произошло, их притягивает друг к другу всепобеждающий инстинкт, и сердцем своим они знают, что этот инстинкт не обманывает. У современного века, по всей видимости, хватает «причин», этих катализаторов беды, этих бухгалтерских требований. По сути, чем более опрометчивым кажется брак (возможно, прошло всего шесть недель, как они познакомились; у кого-то из них, а то и у обоих людей, состоящих в паре, нет работы, или оба едва-едва вышли из подросткового возраста), тем надежнее ему на самом деле, возможно, суждено стать, поскольку явная «бесшабашность» воспринимается как некий противовес всем ошибкам и трагедиям, гарантированным так называемыми разумными союзами былых времен. Авторитет инстинкта – это наследие коллективной болезненной реакции отторжения многовекового