РЕГИСТР. Максим Владимирович

обкомских крыс?

      Тебе расскажем все мы, что это не проблема,

      Тебе дорога прямо в наш славный институт!

      Что спрятался за почтой, и сонно ожидает, когда

      Придёшь с поклоном, и на коленях будешь комсорга умолять!

      Будь тут ты реалистом, а может и фанатом,

      Наивным идиотом, и ушлым подлецом,

      Лжецом и подпевалой, артистом, маляром.

      Никто тебя не спросит, никто не приголубит.

      Ведь в СтрАхИн по традиции никто тебя не учит,

      И формулами мучить не станет препод злой,

      Готовят только корпус, пустой и неуклюжий,

      А заполнять свой корпус ты должен будешь сам.

      И очень часто люди свой корпус наполняют

      обмылками и тиной, а не святой водой.

      Понять я смог всё это только лишь недавно,

      Когда и сам колени согнул перед СтрАхИн!

      – Когда я встретил Саню в институте? Да, наверное, ты прав, прямо в первый день знакомства с взрослой жизнью. В смысле, в первый день абитуриентской жути. Он-то не переживал, всё сдал сразу. А вот я боялся. И не зря боялся, если бы не мои заслуги в мире бокса, не поступил бы я тогда на стройфак. Кстати, потом нам очень пригодились мои навыки, когда гопники из Мельковки нас выгнать пытались с репетиционной базы на озере. Саня подсел ко мне на подоконник, где я нервно грыз ногти.

      – Не психуй, всё нормально будет. Меня Саня зовут. Совин.

      – Андриянов. Сергей. Можно Эндрю.

      Мы пожали друг другу руки. Я тогда ещё заметил – странное дело, никогда он не производил впечатление сильного человека, скорее субтильный и типичный подвид студента, по версии некоторых недалёких журналистов и режиссёров. Такой Шурик, только без очков. Но рука у него была сильной, хоть и пальцы были тонкими, как у пианиста. Это я потом узнал, он руки специальной техникой, из йоги тренировал, чтобы играть быстро на двухгрифовой гитаре. Но это было много позже, на втором семестре. А пока мы, два вчерашних школьника, теперь абитуриенты, и ещё не студенты, сидели на подоконнике и пялились на весь мир. На летнюю улицу, по которой деловито сновали старые троллейбусы и автобусы, только появились красные Икарусы. По улице Меринга ходили толпы девушек, тут ведь сразу три вуза – театральный, консерватория и наш. Ах, да, ещё за кварталом университет. И корпус медицинского института, педиатрический. Наблюдая за красавицами и простушками, мы вели ленивый разговор. Если спросить меня, что вы обсуждали, то я, пожалуй, не смогу толком ответить вам. Ни о чём и обо всём сразу. Пролетело время быстро, и пока мы, как сейчас помню, стали обсуждать последствия Пражской весны, как начали вывешивать списки. Будучи самым высоким из всей абитуры, он, не распихивая других, прочёл первые шесть строк. Вслух. К чьей-то радости и чьему-то огорчению. Даже слёзы были. Помню одна девушка, из деревни наверно прибыла в город, очень просто одетая, если не сказать бедно, в слезах убежала. Я-то в первых рядах был, но моей фамилии не оказалось, к чему я в общем-то был готов, мрачно подумав, что зря я подал документы сюда, надо было на факультет физической культуры, в педагогический.

      Но вот