Вся правда о. Елена Джеро

делить с ними сцену, в возмущении уйдет. А если сценарий хромает – тут уж ни декорации, ни актеры не вытянут.

      Но Доминик Сантини не зря закончила с отличием театральный институт – ни с актерами, ни с декорациями, ни тем более со сценарием она не ошибалась. Поэтому и пьесы ее имели головокружительный успех.

***

      Не успели довольные родители Нелли покинуть кабинет, как дверь распахнулась снова.

      – Хватить, хватить вкалывать! Баста! Сколько ж можно молодыя годы на плантациях губить! – Секретарше Марии Фьоре синонимами работы служили разнообразные отрасли сельского хозяйства. С этими отраслями Мария до своего переезда в Рим была близко знакома. – Лучше б мущщину хорошего искали, чем в этом свинарнике портки свои красивые протирать!

      Личная помощница подняла недокинутый в ведро бумажный шарик и отправила по назначению. Дунула вверх на падающую на глаза челку, придирчивым взглядом чистюли оглядела кабинет, но больше ничего «свинячьего» не обнаружила.

      Доминик наткнулась на Марию два года назад в маленьком театре «Квирино», где подыскивала время от времени новых актеров. Спектакль был неудачный, и девушка через четверть часа после начала потихоньку выскользнула за плюшевые портьеры.

      Там-то, в пустом холле, имея в распоряжении всего лишь рабочий халат, стоптанные балетки да швабру с ведром, немолодая уборщица разыгрывала моноспектакль – идущую на сцене пьесу. И как! Халат превращался в манто, обувь становилась то солдатскими ботинками, то туфлями на шпильках, орудия труда заменяли собою второстепенных персонажей. Сама же актриса мгновенно перевоплощалась из леди в кокотку, и даже в солдата, что было особенно непросто, учитывая, что декламировать текст она могла только шепотом. Доминик предложила ей работу, не отходя от ведра (которое там навсегда и осталось).

      Приобретение себя окупило – Мария превосходно играла весь спектр «провинциальных» ролей: «родственниц» с юга, домработниц, кухарок и даже один раз – послушницы женского монастыря. Параллельно неутомимая Фьоре выполняла и функции секретаря, может, поэтому с Доминик она практиковала амплуа «заботливой няни».

      – Синьора Аличе уже обзвонилася, вас искаючи! – сообщила она, подавая хозяйке плащ. – А вы ей сто раз клялися не опаздывать! Она, между прочим, в выходной день свое родное семейство оставила, все ради того, чтобы вас повидать!

      – Мария, у Аличе в Риме всей семьи – один муж.

      – Во-о-от! И я про то. У нее-то есть.

      – Мария!

      – А что Мария? Слова доброго уже сказать нельзя! Молчу, молчу. Идите уже, я закрою.

      Сметя в сумку со стола телефон, сигареты, ручки и ворох разнокалиберных бумажек (для записи внезапно приходящих в голову идей), Доминик процокала к дверям. Лишь перед зеркалом задержалась на секунду – глаза в порядке, подкрасить губы, поправить прядь – и вон из офиса.

      Ресторан, в котором они с Аличе ужинали по воскресеньям,