Слеза ангела. Татьяна Корсакова

голос, – а я отниму твою любовь.

      О ком он? О Клер?.. Нет, Гуго не посмеет, Клер – воспитанница отца.

      – Я посмею, – шипение змеей вползает в уши. – И, знаешь что, я разрешаю тебе вернуться, чтобы убедиться в этом…

      Сабурин

      Пожалуй, будет весьма подозрительно, если он уйдет из казино сразу после разговора с девчонкой. Гораздо разумнее еще пару часиков поиграть. Просто так, бессистемно. А потом надо искать новое казино и впредь быть осторожнее. Если его так легко вычислила какая-то малолетка, значит, хреновый из него конспиратор. Придется над этим подумать.

      Без системы игра не шла. Сабурин просадил полторы тысячи, а выиграл какие-то жалкие триста баксов. Все, пора сворачивать лавочку! Он бросил прощальный взгляд на девочку-крупье. Та о чем-то беседовала с менеджером и выглядела при этом растерянной и несчастной. Может, ее отчитывают из-за него? Значит, его жертва в виде проигранных полутора тысяч оказалась напрасной? Ладно, бог с ней. Он сделал все, что в его силах, и в ее разборки с администрацией вмешиваться не собирается. Пора уходить.

      Сабурин как раз обменивал фишки на деньги, когда краем глаза заметил девчонку-крупье, спешащую к выходу из казино. Что же все-таки случилось? Неужели отстранили от работы? Присмотреть за ней, что ли?

      Пару секунд девчонка постояла на крыльце, повертела белобрысой головой, а потом двинулась в сторону сквера. Опрометчивый поступок: в городе и днем-то всякой швали полно, а тут глубокая ночь. Девчонка либо конченая дура, либо безмерно отважна и отчаянна, либо очень торопится. Сабурин поставил бы на третий вариант. Скорее всего, она просто решила выйти через сквер к таксопарку, чтобы поймать там такси. Он глянул на свою «бээмвуху», притулившуюся черным боком к бордюру. Подвезти, что ли, эту Белоснежку? Оказать, так сказать, ответную услугу? Или не вмешиваться?

      Пока Сабурин раздумывал, девчонка перебежала дорогу и углубилась в сквер. Вот ведь бедовая! Он открыл дверцу машины, нашарил под водительским сидением «макаров», сунул его в карман пиджака. Скорее всего, пистолет – излишняя предосторожность, но береженого и бог бережет.

      На аллее было темно, хоть глаз выколи. Даже полная луна светила как-то тускло, вполсилы. Приходилось полагаться больше на слух, чем на зрение. Дробный перестук каблуков Белоснежки служил прекрасным ориентиром. Судя по всему, она не просто шла, а бежала. Или боится, или просто очень спешит. Сабурин чертыхнулся, ускорил шаг. Он уже собрался было окликнуть девчонку, когда цоканье каблучков вдруг оборвалось, и почти в ту же секунду послышался сдавленный женский крик. Твою ж мать…

      Сабурин достал из кармана пистолет, сошел с асфальтированной дорожки на мягкую землю, осторожно, стараясь не шуметь, двинулся на звук. В тусклом свете горящих далеко впереди фонарей замаячили четыре силуэта. Сабурин пригляделся. Трое были одеты во все черное и почти сливались с темнотой, а четвертой оказалась девчонка, Сабурин узнал ее по белоснежным волосам.

      Там, на дорожке, происходило что-то странное. Фигуры стояли неподвижно: