На исходе августа. Марк Котлярский

дама средних лет (25—55), убедительных форм и породистой нордической внешности, вклинила в лившийся из меня «поток сознания» своё требовательное, хотя и вежливое «простите, пожалуйста…» Я запнулся:

      – Да-да, пожалуйста.

      – Наши приятели… тоже свердловчане… Они хотели бы… Они попросили разыскать… Они просили найти могилу друга, он погиб в Семидневную войну на Голландских высотах. (Осведомлённость в вопросах истории и географии Израиля являлась, по всей видимости, предметом гордости моей собеседницы, – очень уж легко, как-то демонстративно-залихватски, оперировала она названиями.) Понимаете, – продолжала она, – он сгорел в танке. Дотла. Как герой. Подумать только! Приехал – и вот тебе!.. Они очень просили… Может быть, вы посоветуете, вы, наверное, слыхали… – я вздрогнул: она назвала моё имя. И мою фамилию. Обвела траурной рамкой. Прогремел залп боевых орудий. Оба супруга замерли в ожидании моего сочувственного вздоха, выспренней тирады, проникновенного повествования о героической гибели друга их приятелей на обагрённых еврейской кровью голландских полях Великой Ближневосточной Семидневной войны – за свободу и независимость родного Израиля и вековечной его столицы города-героя Тель-Авива.

      Ситуация складывалась нелепая.

      – Видите ли, – замямлил я, – могилы нет, потому что… (мои имя и фамилия) жив, здоров и… и в данный момент беседует с вами.

      – Они очень просили… – вступил в беседу муж, невысокий еврей с брюшком и плешью, отороченной жидким дымком. Заведомо предполагалось, что против такого натиска никто и ничто устоять не сможет, и тут же на серебряном подносе с позолоченной каймой будет подана могила национального героя с величественным обелиском над ней. Я, однако, держался:

      – Сожалею, но… вам придётся некоторое время подождать.

      Она:

      – Что вы! Мы не можем, нам скоро возвращаться в Свердловск.

      Он:

      – Они – очень-очень просили… Они очень-очень-очень хорошие, они просто очень замечательные люди.

      Она:

      – Они в высшей степени порядочные люди. Аиды.

      Я:

      – Охотно вам верю. Но – при всём желании…

      Она (понизив голос и оглянувшись по сторонам, почти шёпотом):

      – Они очень любят Израиль.

      После такого признания мне, конечно, следовало немедленно лечь костьми, возложив свою жизнь на алтарь любимого Отечества. Я же ограничился короткой репликой:

      – Это трогательно! Оставьте, пожалуйста, их адрес, и как только… то я непременно сразу…

      Моих собеседников такой вариант не устроил, и, перебивая друг друга, они заговорили:

      – Всё-таки… в порядке исключения… учитывая чрезвычайность обстоятельств… краткость нашего пребывания… сгорел в танке… могилу… очень-очень-очень-оч… исключительно в порядке исключительного исключения…

      – Нет-нет-нет, не может быть и речи. Нет-нет-нет, я никогда не соглашусь на такое, ни-ког-да!

      – Какой же