Перышко из крыла ангела. Екатерина Неволина

посмотрела и увидела известную певичку в сопровождении смуглого рокового мачо. А рядом… нет, этого просто не может быть!.. Рядом опять стоял все тот же мальчишка и болтал о чем-то с двумя долговязыми, веснушчатыми, словно сделанными по одному штампу, мужчинами.

      Приблизившись, Таня вдруг поняла, что разговаривают они по-английски.

      Английский никогда не был Таниной сильной стороной, впрочем, как и алгебра, геометрия, химия… и еще с пяток предметов. Более-менее неплохо у нее обстояло дело только с русским, но и это скорее не за счет зубрежки правил, а чего-то врожденного, не зависящего от воли девочки.

      В общем, поняла она только отдельные слова.

      Говорил незнакомец быстро и уверенно.

      «Во дает, а ведь еще только в школе учится!» – удивилась она.

      И в этот момент он опять взглянул на нее пронзительными ясными глазами, и Тане показалось, будто он ее узнал.

      И вдруг девочка заметила, что в другом конце зала происходит что-то не то. Вокруг одной из картин наблюдалось скопление взволнованного народа. Внезапно послышался напряженный женский голос…

      – У меня пузырек с кислотой. Он открыт, и, если рука чуть-чуть дрогнет, я уничтожу картину!

      – Расступитесь, – сухо бросил гостям Димитрис.

      Люди отхлынули, словно морской отлив, и Таня увидела молодую девушку в черном платье, вцепившуюся в одну из картин и занесшую над ней кулак, в котором что-то стеклянно поблескивало.

      – Боже мой, Лизон, и зачем? – устало спросил художник.

      Девушка захохотала так, что рука ее опасно дрогнула.

      Отец ловко пробирался через толпу, таща за собой Таню, и изредка украдкой щелкал камерой дорогого мобильника.

      Когда они подобрались поближе, Таня поняла, что неизвестная девушка в истерике. Волосы ее казались спутанными, тушь размазалась вокруг глаз, а зрачки были неестественно расширены.

      – Чего ты хочешь, Лизон? – снова спросил художник, осторожно делая еще один шаг в сторону девушки.

      – Не подходи! – взвизгнула она, и он испуганно остановился, подняв вверх руки в знак добрых намерений.

      – Я же просила тебя не выставлять эту картину! – истерично кричала девушка. – Это слишком личное! Она настолько же моя, как и твоя, слышишь?!

      – Он что, сам проплатил этот концерт? – тихо проговорил холодный мужской голос неподалеку от Тани. – Говорят, его картины уже не вызывают прежнего ажиотажа…

      – А что, вполне, – равнодушно отозвалась ухоженная женщина.

      Таня искоса взглянула на них, но тут же ее вниманием снова завладела рыжая разбойница.

      – Ты скотина! – кричала она на весь зал. – Ты обманул меня и выставил мою душу на всеобщее обозрение!

      Таня внимательно разглядывала картину, послужившую причиной инцидента. Душа девушки была несколько округла и спиралевидна. Она пронзала Вселенную, кольцами обнимая Млечный Путь, и сочетала в себе красные, черные и желтые цвета.

      Таня подумала, что это портрет крайне смятенной души.

      – Лизок, оставь картину. Мы сами