Полное собрание сочинений. Том 20. Золотые закаты. Василий Песков

весне. Пожил немного во «флигеле» и удалился в свой Харьков. Но летом появился снова. И как! – пешим ходом от Телецкого озера. Сто семьдесят километров по тропке, «которую не столько видел, сколько, как звери, чувствовал». Ночевал под кедрами без палатки. Видавшие виды туристы, встретив его где-то на полпути, не поверили, что идет он один. А когда поверили, стали уговаривать: «Вернись – погибнешь!» Он не погиб и через десять дней пути появился в усадьбе – «Здравствуйте, это я!».

      Фамилия пилигрима – Усик. Кормился (а также построил в Харькове дом и накопил денег на неблизкое путешествие) работой по камню – высекал надписи и портреты умерших на кладбищенских плитах. Что ищет в тайге, пожалуй, не знает и сам. Но трезв, не глуп, не ленив – помогает Агафье ловить-солить рыбу, взялся за баню. (До него об этом многие лишь говорили.) К Агафье почтителен, обращается: «Агафья Карповна…» Агафью, по мнению которой безбородые мужики – грешники, покорил своей бородой. «Помогу ей вырыть картошку. А если каким-нибудь чудом сюда прибудут краски из Харькова, то, пожалуй, и зазимую».

      Еще два жителя Тупика ускользнули отсюда на вертолете, с которым мы прилетели…

      Летом Агафья глухо мне написала: живут-де двое – мать с дочерью, пожелали «навек поселиться». Агафья их окрестила, но по тону письма я понял: союз непрочен.

      Так и было. По нескольким фразам, сказанным женщиной во время знакомства, когда прилетели, я понял: этого вертолета тут ждали, как ждут дождя в засуху… И уже Агафья с Сергеем поведали мне историю, поразительно похожую на все, что тут уже было.

      В нынешней раздрызганной жизни все ищут убежища. Некоторым кажется: спасение там, у Агафьи. Не берусь сказать, на сколько писем пришлось ответить, объясняя людям их заблужденья. И в газете не раз мы писали о невозможности прижиться тут человеку «из мира». И почему – объясняли. Советовалась с кем или нет Галина Николаевна Д., но решила: спасение – у Агафьи. Из Астрахани через Бийск с тринадцатилетней дочерью добралась она в нужное место, уговорила летчиков взять ее. И появилась тут с намерением «жить всегда».

      Выдержав испытательный срок, Агафья «отроковицу» с матерью окрестила, дав им новые имена: Мария и Анастасья. Совместная жизнь предполагает тут пользование общей посудой, что является важным для всякого старовера, особенно для Агафьи, и, самое главное, был принят запрет на «мирскую еду». А каково тринадцатилетней девчонке отказаться от конфетки, от слушанья магнитофона! На Горячих ключах отроковица совершила «грехопаденье» – съела данную кем-то конфетку, чем вызвала гнев Агафьи, абсолютно уверенной, как надо жить, чтобы заслужить царствие небесное. Когда вернулись в Тупик, отношения приняли напряженный характер. Все терпевшая мать молчала, а девчонка дерзко сказала: «Если кто-нибудь даст мне сахар или конфетку, я опять съем!» Это был бунт. И Агафья ответила тоже бунтом. «Вы измиршились! (то есть осквернились, согрешили, поддались мирским соблазнам) –