Дети войны. Народная книга памяти. Коллектив авторов

огнем и, оставляя за собой длинный след дыма, падали.

      – Ура! Сбили! – радостно кричал Рыжик.

      И вдруг… Это произошло молниеносно. К нам с оглушительным воем на самой малой высоте приближался самолет. Все ближе и ближе. Я даже видел лицо пилота. Мне тогда показалось, что летчик издевательски посмеивается над нами.

      «Вот она, моя смерть!..» – почему-то мигом подумал я и заметил, что мы с Рыжиком без команды легли, прижавшись к земле. Раздалась пулеметная очередь. Где-то рядом просвистели пули. А затем – тишина.

      – Пронесло, Боб, вставай, – тихо промямлил Рыжик. Голос его заметно дрожал.

      Мы огляделись вокруг. Огонь пылал теперь не только над заводом и госпиталем, но и над другими местами города. Виден он был и на рейде, где находились боевые корабли.

      Непонятное, какое-то смешанное чувство охватывало меня: и то, что немецкие пули не задели, поэтому я избежал смерти; и предчувствие какой-то беды. В моей памяти проскочила мысль о том, что в это время мать находилась на дежурстве в госпитале. Она там работала телефонисткой и сейчас должна находиться за коммутатором. Я поспешил домой.

      Меня встретил отчим, который только что вернулся с ночного дежурства.

      – Мама там – в комнате. Она ранена, – почему-то тихим, глухим голосом произнес он.

      На кушетке сидела женщина в белом халате и перевязывала маме руку; сквозь бинты просачивалась кровь. Шея тоже перевязана. На лице кровавые ссадины, замазанные йодом…

      Дежурство началось в 10 часов утра.

      Когда мы вышли из дома, я взглянул на небо и увидел страшную, ужасную картину. В небе было черно от бомбардировщиков. Группами по 20–30 они поочередно с воем пикировали, бросая бомбы.

      На телефонной станции, кроме мамы, находился мичман, перебирающий и прозванивающий провода на кроссе.

      – Костя, – обратилась мама к нему, – посиди, пожалуйста, за коммутатором.

      Я забыла взять из дома сахар. Схожу в пищеблок, попрошу пару кусочков. Хочу чайку попить.

      Она подошла к батарее пищеблока.

      И когда собиралась открыть дверь, какая-то мощная сила оттолкнула ее и отбросила к противоположной стене. Резкая боль в руке и одновременно в шее. Раздался сильный грохот, коридор быстро заполнялся дымом и гарью. Нечем было дышать. Раздался еще один грохот – чуть дальше.

      Первая бомба угодила в центр пищеблока. Если бы мама открыла дверь на несколько мгновений раньше, то лежала бы там – рядом с погибшим и тяжелораненым персоналом.

      Ей предложили остаться в госпитале, но она неумолимо стремилась домой. Там – дети, ей нужно знать, что с ними. Мать есть мать.

      Затишье продолжалось очень недолго. Отбоя тревоги не было. Вновь нарастал гул самолетов.

      – Собирайтесь, – сказала мама, – нужно идти в убежище.

      На сей раз отволынить от посещения убежища мне не удалось, нужно было помочь раненой маме. Отчим, как и Рыжик, принципиально не посещал убежище.

      Когда мы вышли из дома, я взглянул